Улыбнись мне, Артур Эдинброг
Шрифт:
Я была в полном восторге. Артур в какой-то момент весьма рискованно оторвал одну руку от гребня нойдича и быстро наколдовал вокруг нас страховочные ремни. Корзинку с ланчем трясло так, что наши яйца и яблоки грозили побиться до полного непотребства.
Но неважно!
Пронзительный день в начале июня, ледяной высокогорный воздух, весёлый дракон под ногами и мои ликующие вопли — я подозревала, что этот момент может оказаться самым счастливым за всё время моего пребывания в мире Гало.
Когда мы наконец
Мы же сначала сели на траву, а потом, оценив своё состояние, и вовсе легли.
— Меня тошнит, — сказала я таким идиотски-радостным тоном, будто это была лучшая новость дня. — Идеально!
— Ты весьма парадоксальный человек, Вилка… — пробормотал Артур, прикрыв глаза.
— Нет. Просто люблю американские горки.
— Что это?
Я рассказала.
Артур задал несколько уточняющих вопросов. Я с энтузиазмом углубилась в экскурс по миру земных развлечений.
Очень нескоро Эдинброг спохватился, силой воли собрал себя в кучку, поднялся и сказал:
— Ну что, давай тренироваться?
— А может, ещё полежим? Так хорошо на солнышке.
— Хм. Ты знаешь принцип «подобное притягивает подобное»?
— Ммм. Ну да, — неуверенно кивнула я, не понимая, к чему он клонит.
— Полежим сейчас — будем потом ещё дольше лежать. После экзамена. В лазарете. Разбитые ним-фином в пух и прах. Так что подъём, фамильяр!
Мы практиковались без отдыха до самой ночи и вернулись в Форван совсем без сил.
Я давно не спала так крепко, как после этой тренировки. На следующее утро Артур заявил, будто во сне я требовала, чтобы меня превратили в нойдича — чтобы иметь возможность летать самой. Он сказал, что я вещала так убедительно, что в какой-то момент он чуть было не поддался на уговоры.
— Ты обещала, что если я полечу в горы на тебе, наши припасы для пикника не пострадают, а ты покажешь мне небо в алмазах, — ехидно докладывал он за чашечкой кофе.
— Какой позор… Спи в берушах, Эдинброг.
— Что такое беруши? — любознательный, надо же.
И вновь день в горах. И второй. И третий.
И вновь тяжёлая, но интересная учёба.
На самом деле основных техник боевого взаимодействия колдун — фамильяр существовало всего лишь около десяти. И все они оказались достаточно простыми, рассчитанными на интеллект пусть умного, но всё-таки животного. Поэтому с ними мы разобрались быстро.
Основная работа заключалась в том, чтобы выстроить стратегии битвы. Вот тут-то и крылось наше слабое место. Приходилось учитывать, что я, в отличие от нормальных спутников, не шустрая и не мощная,
— Да ладно, у меня далеко не такая вызывающая внешность, — проворчала я. — Я, знаешь ли, наоборот: «софт классик» по типологии Кибби. Сама умеренность. Лаконичные образы и низкий цветовой контраст: бежевенький, карамельнень-кий, серенький…
Артура передернуло. Он определённо не был фанатом уменьшительных суффиксов.
— Не знаю, что такое типология Кибби, но да, Вилка, — ты выглядишь вызывающе. Дело не в колористике, скорее, — он задумался, смотря на меня внимательно, как на картину, — в твоей мимике. Жестикуляции. Позах. И, конечно же, речи.
— Хей, какого чёрта! Что не так с моей речью, чувак? — Я негодующе подбоченилась и сделала эдакий рэперский взмах рукой.
Артур открыл было рот, чтобы терпеливо объяснить, но, увидев шальные искорки в моих глазах, только рассмеялся. Успех! Он начинает понимать мой юмор.
— Давай сделаем паузу и отдохнём, — сказал колдун, приближаясь к заветной корзинке с едой.
Мы разложили наши мятые, а оттого ещё сильнее благоухающие припасы на алом пледе и начали жевать. Почти сразу у нас появился идейный товарищ — лохматая рыжая корова, похожая на шотландскую породу из нашего мира, вынырнула откуда-то из-за скалы. Она постояла какое-то время неподалёку, обмахиваясь хвостом и пощипывая траву. Потом мы отсалютовали ей лимонадами, и корова, вздохнув, ушла.
— Приятно поесть в хорошей компании, — хмыкнула я, как всегда после еды добродушная и разомлевшая.
Артур тоже был гармонично-благостен. Низкое солнце уже заигрывало со скалами, щекоча их то одним, то другим лучом, всё ниже и ниже.
Скоро начнёт холодать. Прохлада одновременно с темнотой — вот слаженные хищники! — уже скапливались в низинах и ущельях, обдавали сердитым дыханием шею. Эдинброг уступил мне последнюю клубничку и… саму скатерть заодно.
— Накройся ей как шалью, если хочешь. Вообще наши комбинезоны греют, но.
— Кто же в своём уме откажется от шали, — понимающе кивнула я, принимая сомнительный дар.
Я обмоталась красным пледом, как плащом, и только вышитая золотая окантовка поблескивала по краям. Самой себе я нескромно напоминала «Мадонну канцлера Ролена» Ван Эйка. Этот фламандец, один из ярчайших представителей Северного Возрождения, одним из первых стал подписывать свои картины (прежде это не было принято) и усовершенствовал масляные краски так, что живописец и историограф Джорджо Вазари утверждает — он их в принципе изобрёл.