Улыбнись мне, Артур Эдинброг
Шрифт:
— Теперь видишь? — шепнул Эдинброг, и его тёплое дыхание пробежало по моему уху.
— Да, — признала я с лёгкой горечью, потому что Артур теперь наверняка отодвинется, а мне, несмотря на всю неловкость, было странно-приятно так сидеть: лопатками чувствовать, как бьётся его сердце.
Но Артур не отодвинулся, как я ожидала. Он перевёл прицел наших рук на запад:
— А вот это — созвездие Киновари. Говорят, оно загорается в годы большой войны или большой любви. Киноварью звали девушку, дочь кузнеца, жившую в мире Гало двадцать тысяч лет
А потом ещё созвездия. И ещё.
И ещё.
Мы опомнились только, когда далеко внизу, под нами, вдруг по секторам стал гаснуть свет на территориях кампуса.
— Скоро полночь, — со скрытым сожалением сказал Артур. — Нам пора возвращаться.
Он вызвал нойдича. Обратно мы летели неспешно и как-то даже сонно. Я обнимала Эдинбро-га, сидящего впереди, и в какой-то момент вдруг решилась положить голову ему на плечо.
— Какая ты тёплая, — сказал он, и голос у него был непривычно добрым.
Впервые за все дни в Форване я засыпала с улыбкой на лице.
25
СНОВА ЗДРАВСТВУЙ, КАПРИЗ
В пятницу я проснулась от многоголосого пения флейт и рожков. Сразу пахнуло атмосферой Средневековья: таким гомоном раньше встречали знатных особ.
Артур тихо напевал что-то в ванной — и, чёрт возьми, обворожительно напевал. Я сразу же вспомнила, как в горах он нашёптывал одну за другой легенды о галианских звёздах, и в животе стало горячо. Подозреваю, в тот раз у него просто сел голос на холоде, но эффект впечатлял.
Кровать Эдинброга стояла разобранная, уютная, ещё не забывшая тепло человеческого тела. Я подошла к окну, отодвинула штору и выглянула.
Ого…
По главной аллее Форвана катились пять чудных карет, по форме напоминавших банные кадки. В каждой рядом с кучером сидело по музыканту, и именно от них доносилась эта духоподъёмная мелодия.
Из ванной тем временем вышел Артур с зубной щёткой наперевес.
— Экзаменаторы, — ответил он на мой немой вопрос.
— У них там в каретах вода? — полюбопытствовала я.
— Да. Передвижные бассейны.
(Потом объясню.)
Мы стали собираться. Формой одежды был всё тот же комбинезон, но сегодня к нему добавились ещё специальные ремни с отражателями и защитными рунами, и мне никак не удавалось правильно закрепить их.
Артур увидел мои мучения.
— Я помогу? — проговорил он с вопросительной интонацией.
Я кивнула. И вскоре, глядя на то, как ловко он управляется с амуницией, улыбнулась:
— Ты прямо мастер шибари.
— Надеюсь, это что-то хорошее, — сощурился Эдинброг, проводя последний ремень мне прямо под грудью и затем прижимаясь ко мне вплотную, чтобы затянуть его на спине и сцепить с остальными. От неожиданной близости я громко сглотнула.
— Слишком туго? — тотчас замер Артур.
— Нет, отлично.
— Хорошо, что отлично, — улыбнулся он и вдруг двумя пальцами легко, щекотно и игриво пробежал вдоль всего моего позвоночника… А потом отошёл как ни в чём не бывало.
И вот гадай — это был флирт или какой-нибудь
Экзамен проходил на боевой арене.
Она напоминала перевёрнутую миску для салата и возвышалась, бликуя на солнце, в дальнем западном секторе университета. Туда стягивались толпы студентов и преподавателей. Турнир был красочным, многие приходили посмотреть на него, как на матч по особо жёсткому регби.
Арену засыпали крововпитывающим песком. Судьи расположились за пуленепробиваемой витриной.
Наш бой с Капризом и его пумой стоял в общем списке десятым, поэтому пока что мы с Артуром прошли на зрительские ряды. Солнце пекло нещадно. Птички пели, паря над нами наравне с облаками. Кто-то весело хрустел попкорном, другие пили ледяные шипучие лимонады.
Турнир начался ровно в девять утра.
Мой взгляд и так был прикован к судейской трибуне, а уж когда главный экзаменатор поднялся, чтобы торжественно открыть испытания, я даже моргать перестала.
Надо сказать, что испытания в Форване традиционно оценивали так называемые Безликие — эдакие лавкрафтовские существа, похожие то ли на медуз, то ли на кальмаров с белыми глазами.
Безликие были изначальными, исконными обитателями мира Гало. Они жили на дне океанов, а когда случился злокозненный апокалипсис, вылезли оттуда, пышущие недоумением. Галиан-цы, уже перебившие великих магов и решившие, что эти монстры, в свою очередь, уничтожат их самих, собрались поднять белый флаг.
Но вдруг Безликие прогудели:
— Планета умирает. Помочь? — немало тем самым всех удивив.
После чего диковинные желейные богатыри помогли укрепить пригодную для жизни атмосферу на территории оставшихся стран. Они не стали возвращаться в океан — он уже тихо угасал, и вместо этого поселились в перламутровых лесах Га-Кчи-Бойо, где дождь идёт 363 дня в году, а деревья растут прямо из воды. Безликие время от времени являлись к людям с проверками: как там, новых диверсий против планеты не будет? И в конечном счёте это вылилось в то, что пятеро Безликих подвизались на роли экзаменаторов в Форване.
Конечно, наравне с ними студентов оценивали и преподаватели, но слово Безликих было важно. Они смотрели на происходящее по-особенному. С точки зрения выживания планеты, что было более чем уместно в Эпоху Заката.
Особенно сейчас, когда где-то там, в столице, всё меньше песка оставалось в верхней половинке песочных Часов Судного Дня.
— Дорогие студенты Форвана, — балансируя на тонких белых конечностях, булькал главный монстр с помощью ротовой щели, расположенной прямо под глазами. — Сегодня мы оценим ваше владение боевой магией. Мы будем смотреть на разнообразие и виртуозность приёмов атаки и защиты, взаимодействие мага и фамильяра, обоснованность тех или иных шагов… И, конечно, на победу. Если вы захотите сдаться — прикажите фа-мильяру выйти за пределы поля, подняв верхние конечности или жвалы. Спасибо.