Умбра-Два
Шрифт:
– Как же тут славно, - тихо проговорила жена Казимира, трогая рукой ствол.
– Это ведь магнолия?
– Да. Постарался садовник Кебах, оставил по себе память...
За листвой, на фоне темного крымского неба, чернели башенки и резные минареты Воронцовского дворца.
– Где она?
– спросила Настя.
– Иди за мной, - усмехнулся ее муж, - свет мой ясный.
– Только при луне ты мне всякие нежности и говоришь!
– притворно нахмурилась его спутница, опираясь на руку старика.
Они подошли к широкой лестнице. Казимир Тхоржевский остановился и показал на одного
– Здесь.
– Ты с ума сошел?
– удивленно спросила жена.
– Прямо здесь, на Львиной террасе? На виду у всех туристов?
– Знаешь, милая, как говорил Эдгар По? Лучше всего прятать лист в лесу...
– Ну да... Тогда, если следовать логике мистера По, тебе нужно было спрятать это в подвалах Массандры.
– Вот черт, - пораженно почесал затылок Казимир.
– Точно. А ведь я не догадался!
– И слава богу. Там бы мы целый год искали.
Они подошли к постаменту, и Настя похлопала спящего льва по лапе.
– Привет, львище!
– Пусть спит, - улыбнулся Казимир. Он ловко пробежался пальцами по белому мрамору сзади на постаменте, что-то нажал несколько раз. Скрежетнул камень, и в мраморной плите открылась узкая ниша.
– Да, большим затейником был маэстро Бонанни. Всех львов доверил ученикам и подмастерьям, и только этого высек сам, своими руками.
– Скорее...
– чуть слышно попросила Настя.
– Скорее.
Тхоржевский сунул руку в нишу, его спина напряглась.
– Ага...
Он выпрямился. В его руке была темная, покрытая пылью бутылка.
* * *
...Нефедов рванулся, уже понимая, что не успевает - не хватило совсем чуть-чуть, самой малости, какого-то мгновения. Движения замедлялись, растягивались, точно в вязкой патоке. Ближайший онмеджи - сухой, желтый, скрюченный будто какой-то болезнью - что-то крикнул, его рука прочертила в воздухе дымный, тающий след. Вокруг захрустело, будто в воздухе ломались какие-то невидимые льдинки. Старшина почувствовал, как перехватила горло жестокая сила, не давая вдохнуть. А ведь почти дошли...
Кто-то отшвырнул его назад, как щенка. Степан со всего размаха приложился головой об кирпичную стену, вытянул руку, чтобы уцепиться покрепче - и увидел, как покрывается морщинами кожа, как истончается кисть руки, а пальцы становятся по-стариковски узловатыми. "Что за...?" - мысль не успела даже закончиться. Сухопарый онмеджи вскрикнул утробно - и взорвался, распадаясь в воздухе и заливая все вокруг кровавым дождем. Пленники, лежащие в начерченном круге, не пошевелились, но их разметало к стенам каземата, как поленья. А в самом центре стояли, ухватившись друг за друга так, что не оторвать, Казимир Тхоржевский и Настя Левандовская. В них били копья багрового света, и оба они - Умбра-Один и Умбра-Два - стремительно старели. Седели волосы на головах, истончалась кожа, заострялись лица. Казимир вытянул руку вперед, хищно скрючив пальцы. В ладони бился, разрастаясь, черно-красный клубок.
– Не... удержу...
– почти простонал он.
Нефедов судорожно
– Что?! Что мне сделать?
– крикнула Настя.
– Сосуд... Нужен... сосуд...
– вампир проталкивал слова сквозь искривившийся от усилий рот. Левандовская отчаянно обернулась, зашарила глазами по каземату. И тут Степан увидел.
– Там!
– заорал он.
– У ступеньки! Бутылка!
Это и правда была бутылка. Самая обычная, из-под дорогого японского саке, не стеклянная, а фарфоровая, она валялась рядом с лестницей. Настя молнией метнулась, схватила бутылку, бросилась к напарнику.
Тхоржевский упал на одно колено, вцепился в фарфоровый сосуд и резко прижал к нему ладонь. Раздался треск.
– Лопнет!
– тревожно вскрикнула Настя.
Но бутылка выдержала. Короткий вой всасываемого внутрь воздуха резко оборвался. Старшина Нефедов снова попытался встать. "Да что ж за ерунда такая?" - с досадой подумал он, глядя в потолок. Каменный свод вдруг закружился, навалился сверху и погасил свет.
– Товарищ старшина, - жалобно.
– Погоди, Настя. Он сам, - мужской голос.
– ... твою душу мать, - а это что? Это кто?
– Ну не ругайтесь, товарищ старшина!
Степан Нефедов открыл глаза, еще раз крепко, по-боцмански выматерился и сел, рывком подтянув ватное тело. Ночь уже сменилась холодным рассветом, в кустах чирикали птицы. На земле, угасая, дрожал отдельный оранжевый пунктир исчезающих магических линий.
– Все, что ли?
– спросил он сипло.
– Как пленные? В порядке?
Высокий седой старик, стоящий перед ним, кивнул.
– Все, Степан Матвеевич. Все живы, над самыми тяжелыми уже знахари клана работают.
Нефедов удивленно разглядывал морщинистое худое лицо. Из-за спины Степана вышла такая же пожилая, совершенно седая женщина, одетая в черный комбинезон Особого взвода. Старшина вздохнул и потер ладонью нещадно ноющий висок.
– Вот оно как... Это вы, значит... Как же так получилось?
– Выбора не было, - сказал Казимир Тхоржевский холодно и спокойно.
– Или так, или - ты сейчас с нами уже не разговаривал бы. Пришлось удар на себя принять. Добротное заклятье, надо сказать, качественно сработано было. Извини, Степан Матвеевич, но ты все-таки пока еще человек. Хотя бы по большей части. Не беспокойся, работать мы сможем, сила никуда не делась.
Командир Особого взвода покачал головой.
– Как там у Чехова, что ли, было... "Хоть ты и седьмой, а дурак". Разве я за это беспокоюсь? Я за своих людей беспокоюсь, вот что. Даже если они не люди совсем. А вообще - ну тебя, Казимир. У меня дурацкая привычка, похоже, появилась.
– Какая?
– в один голос спросили Казимир и Настя.
– А такая... Как только тебя увижу - значит все, обязательно буду полночи мордой в землю валяться. Очухаюсь - опять утро, будь оно неладно, башка болит, во рту как будто кошки устроили свадьбу. А ведь не пил ни грамма, вот что обиднее всего!