Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь
Шрифт:
Амалия жила на бывшей невольничьей делянке рядом с домом моей бабушки у самой вершины хребта Моррисона. Невольничьи хижины расширили и осовременили, превратив две крошечные постройки в единое просторное жилище из дерева и стекла. Амалии удалось перестроить и превратить эти лачуги в довольно привлекательный дом, но некоторые из обитателей хребта Моррисона считали, что для ее стиля жизни как раз подходила невольничья хижина. Мой отец не принадлежал к их числу.
– Ладно, если вы уверены, что справитесь сами, – согласилась Амалия, хотя я не поняла, к кому из нас она обращается.
– У
– Она держится естественно. – Амалия коснулась моего плеча. – Сосредоточенно и бесстрашно.
Мне показалось, что она использовала для описания моего поведения в танцах очень странную характеристику: «бесстрашно». Но мне это слово понравилось. По-моему, я поняла, что Амалия имела в виду. Когда мы кружились в ее доме, у меня возникало ощущение, будто я попала в какой-то запредельный, лишенный всяческих связей мир.
– К Молли сегодня приедет в гости подруга, – сообщил папа. – Они собираются ночевать в лесном доме.
– Если мама согласится, – добавила я.
Он, видимо, забыл об этой оговорке.
– Да, – сказал он. – Когда Нора даст свое согласие.
– Рискованное приключение! – Зеленые глаза Амалии сверкнули, и я кивнула, но она не смотрела на меня. Ее взгляд устремился на моего отца, а у меня возникло чувство растерянности, иногда возникавшее в их обществе. То ли у меня разыгралась фантазия, то ли эти двое действительно понимали друг друга без слов?
Амалия опять взялась за свою корзину и повесила ее на плечо. Я заметила там бутылку белого уксуса, выглядывающую из-под тряпки для пыли. Дэни говорила мне, что после уборки Амалии в доме много дней пахнет уксусом. Амалия прибиралась во всех домах Моррисон-риджа. За исключением нашего.
– Не лучше ли нам поторопиться? – предложил папа. – Я предпочел бы, чтобы этот провал скорее остался у нас за спиной.
– Пока, Амалия, – сказала я.
– Увидимся в среду, малышка. – Она махнула мне свободной рукой, а я сняла коляску с тормоза и покатила ее дальше по дороге.
– Так что же вы со Стейси будете делать ночью в сторожке? – спросил он.
Мы проходили мимо одной из деревянных скамеек, сколоченных моим дедушкой на обочине дороги. Когда-то давно, полагаю, с нее открывался отличный вид на горные склоны, но сейчас все скрылось за кронами деревьев.
– Слушать музыку, – ответила я, – болтать.
– И хихикать, – добавил папа. – Мне нравится, как ты хихикаешь со своими подругами.
– И вовсе я не хихикаю, – обиженно возразила я.
Иногда он говорил со мной так, словно я была еще десятилетней малышкой.
– Так уж и нет? – недоверчиво произнес он. – Нет, тебе не удастся обмануть меня.
– А вот и Адский провал, – сказала я.
Развернув кресло спинкой к спуску, я покрепче сжала ручки. Множество раз я видела, как Расселл скатывал коляску с отцом с этого провала. У него спуск выглядел на редкость простым.
– Ты готов? – спросила я.
– Всегда готов, – ответил отец.
Если бы к нему вернулись силы и он смог напрячь свои мышцы и рвануть вниз по этой дороге – то, я уверена, он так и поступил
Я начала пятиться назад, крепко держа коляску и взрывая кроссовками дорожную землю. Коляска с отцом оказалась пугающе тяжелой, гораздо тяжелее, чем я ожидала, и мои мышцы дрожали от напряжения. Я поняла свою ошибочную самонадеянность, когда мы набрали скорость. Сердце колотилось в ушах. Когда мы достигли подножия, я едва не рыдала и порадовалась, что, сидя ко мне спиной, он не может видеть моего лица.
– Та-да-да-да! – торжествующе пропела я, словно спуск прошел как надо.
– Браво! – воскликнул он и, усмехнувшись, добавил: – Давай больше никогда не будем так делать.
– Верно, давай, – охотно согласилась я.
Импульсивно склонившись к отцу, я обняла его. Просто крепко прижалась к нему. Как же мне не хотелось его потерять.
3
Когда я подкатила к дому коляску с папой, глаза Расселла едва не вылезли из орбит.
– Ты сама стащила его с провала? – спросил он, когда я провезла папу через входную дверь в гостиную.
Я поняла, что он выразился образно, упомянув о стаскивании. В лексиконе Расселла имелось несколько исключительно оригинальных словесных выражений.
– Конечно, – небрежно произнесла я. – И сделала это с легкостью.
– В следующий раз мы позовем тебя, – сказал папа Расселлу.
– И чертовски правильно сделаете. – Расселл бросил на меня грозный укоряющий взгляд, вернее, попытался изобразить взглядом угрозу, но мне еще не приходилось видеть, чтобы его большие, как у кокер-спаниеля, глаза, такие же шоколадные, как цвет его кожи, сумели убедительно выразить особое недовольство. В любом случае я знала, что он не сердится на меня. Просто обеспокоен. Расселл полюбил моего отца. Делал для него все возможное. Поднимал с кровати по утрам, купал, выливал его мочеприемник, менял катетер, одевал отца, чистил ему зубы. Мне кажется, если кто-то зависит от вас так, как мой отец зависел от Расселла, то вы либо начинаете любить этого человека, либо в итоге возненавидите его. Промежуточного варианта я не представляла.
– Давай поздороваемся с мамой, – предложил папа, – а потом займемся книгой.
– Ты отвезешь его? – спросил меня Расселл, и я кивнула в ответ.
Расселл направился по коридору к своей комнате, смежной с отцовской спальней. Он всегда находился поблизости, на случай если понадобится папе.
Я провезла отца мимо больших окон гостиной, из которых открывался вид на высящиеся вдали горы. Когда мои родители обручились, дядя Тревор помог моему дедушке построить нам дом. На мой взгляд, у нас самый красивый дом в Моррисон-ридже, его небесно-голубые стены прорезало множество окон, смотрящих на бесконечную перспективу лесистых горных вершин и долин. В детстве я порой садилась на подоконник в столовой и воображала, как здорово быть орлом, способным вылететь из нашего дома и воспарить над горными вершинами. В том детстве моими мечтами еще не завладели «Нью Кидс» и Джонни Депп, а теперь мои фантазии переключились уже на иные, более соблазнительные, но земные темы.