Умер-шмумер
Шрифт:
Он лениво приоткрыл глаза и замер: у кромки воды стояла девушка лет семнадцати, не больше. Тоненькая, казалось, вот-вот переломится, коротко стриженная и совершенно белая. Солнце еще не успело коснуться ее нежной кожи.
— Козйчка, правда…
— Хороша, да? — шептал Марик. — Чур, моя!
— Ни фига! — сказал он и вскочил. — Девушка, вам нельзя долго быть на солнце! — окликнул он козичку Она обернулась, смерила его кокетливым взглядом и одарила такой улыбкой, что у него все поплыло перед глазами.
— Как тебя зовут? — хрипло пробормотал он. — Меня — Влад.
— А меня Ника.
Это была любовь с
А потом было много всякого. Он хотел сразу на ней жениться, но она еще не окончила школу, и ее родители были против, потом умер ее отец, а он с головой ушел в свою науку… Да мало ли что было в те годы… И вот он опять похитил свою козичку… В то лето он частенько увозил ее на лодке — и это у них называлось похищением… Все это хорошо и мило, но нам ведь совершенно не о чем говорить, кроме прошлого. А прошлое — опасная тема. Мы целую жизнь прожили врозь, в разных мирах. У нее свой мир, о котором я не очень-то хочу знать… Зачем мне все эти русские заморочки — Чечня, вечные кризисы, рухнувшие ценности, новые идолы… Я этого не хочу! Мне и своих забот хватает. Тогда какого черта я везу ее в Амстердам? Чтобы трахнуть? Или чтобы загладить свою вину? Да какая там вина! Если бы я остался в России, что бы меня ждало? У них там наука просто рухнула. Значит, я все равно бы уехал, только позже, уже не таким молодым, отягощенным кучей забот, семьей, растерявшим в политических страстях свои силы и талант. Интересно, она это понимает?
Наверное, да, она ведь ни словом меня не укорила…
Да и не так уж у нее все плохо… в конце концов, она сама виновата, что не ужилась с тремя мужьями. Вот говорит же, что была Марку плохой женой… А я подозревал, что Марик в нее влюблен. Он всегда смотрел на нее с обожанием. Жаль его, беднягу, так рано умер… А я вот умер-шмумер… Да, конечно, мы чудовищно далеки друг от друга, и, наверное, нет никакого смысла сближаться, не перепрыгнет она океан, и я не собираюсь его перепрыгивать… Так, может, оставить все как есть и повернуть назад, пока не поздно? То есть поехать сейчас в Бонн — и дело с концом? Но почему же мне так хорошо, так легко и приятно — оттого что рядом дремлет эта постаревшая козичка? И тут он увидел, что впереди скапливаются машины. Неужели пробка? Да, похоже на то. Видимо, какая-то авария. Только этого еще не хватало!
И совершенно некуда свернуть. Вот незадача! Он затормозил, и тут же Ника открыла глаза.
— Что? Мы приехали? — сонно пробормотала она.
— Приехали! Пробка, черт бы ее взял!
— Ой, это надолго?
— Понятия не имею! Выспалась?
— Да, знаешь, мне приснилось, как мы с тобой на лодке катались…
— Не гребли, а целовались?
— Во сне мы не целовались…
— Так давай наяву поцелуемся, надо же что-то делать в пробке.
— Ну вот еще!
— Какие у тебя волосы красивые…
Он протянул руку и погладил ее по голове.
— И мягкие…
— Влад, не начинай!
— Почему? Я никогда раньше не видел тебя с такими волосами, мне очень нравится… А помнишь, ты всегда носила зеленые бусики… Они у тебя живы? И он дотронулся
— Влад, прекрати!
— Ни за что! — страстным шепотом ответил он, повернул ее к себе и поцеловал.
— Пусти! Пусти, дурак! — слабеющим голосом простонала она, пытаясь вырваться.
— Пущу, если только ты согласишься поехать в Амстердам! А не то прямо тут тебя изнасилую! На глазах у изумленной публики, — смеялся он.
— Опять двадцать пять! Не хочу я в Амстердам!
— Дело твое, тогда терпи! — И он опять стал целовать ее.
Она больно ущипнула его в плечо.
— Ай, что ты делаешь, крэйзи!
— Влад, мы так не договаривались!
— А я думал, ты обидишься, если я не стану к тебе приставать. Вы же, бабы, такие… Лезешь к вам — плохо, не лезешь — еще хуже!
— Просто надо соображать, когда, как и к кому лезть! Ко мне — не стоит!
— Вообще не стоит или именно здесь?
— Вообще!
— А почему, интересно?
— Влад, как это ни пошло звучит, но между нами Атлантический океан. И как ни старайся, его не перепрыгнешь…
Черт побери, она опять читает его мысли и выражает их его словами…
— Ника, зачем мыслить так глобально? Тут тебе и география, и история, и философия, если хочешь.
Лишнее все это! Мы просто мужчина и женщина, которых тянет друг к другу — А, ну да… Физиология, и больше ничего? Мне это не нужно.
— Но ты же сама говорила, что не умеешь любить.
Ты сама себе противоречишь, голубушка!
— Ничуть, просто не желаю быть для тебя подножным кормом.
— То есть?
— Ну не встретилась бы я тебе, лез бы сейчас к любой другой…
— Но ты же встретилась!
— Я встретил вас, и все былое… так, что ли?
— Представь себе!
— Да ладно…
— Нет, Ника, я когда увидел тебя… Короче говоря, я в тот же вечер пригласил в ресторан одну девицу, молодую, хорошенькую, аппетитную, которая была очень даже не прочь… И к концу вечера просто возненавидел ее. И знаешь за что?
— Понятия не имею!
— За то, что она не ты… Вот так!
— И что теперь, я должна зарыдать? И кинуться в твои объятия?
— Рыдать не надо, а вот насчет объятий… Я лично не возражал бы.
— Перетопчешься!
— Фу, какая ты грубая.
— Я не грубая, я просто объясняю тебе, что к чему.
Как ты думаешь, пробка надолго?
— Почем я знаю… Ника, слушай, не сердись на меня, но я правда счастлив, что встретил тебя, что ты стала такая…
— Какая?
— Красивая, сильная…
— Сильная? — Она как-то горько усмехнулась. — Ну-ну.
— Послушай, давай махнем куда-нибудь на недельку, куда-нибудь на острова, где пальмы, море, белый песок… Я был в прошлом году на Мальдивах, это рай… Подумай, Ника, ведь, когда мы встретились на берегу Днестра, мы даже и помыслить не смели, что сможем махнуть, например, на Канары…
— Я была на Канарах, — сухо ответила она.
— Ты упрямая, как ослица… Ну не хочешь на Канары, давай полетим на Виргинские острова или на Гавайи, хочешь на Гавайи? Помнишь, ты любила у Джека Лондона рассказ «Прибой Канака»? Сможешь своими глазами это все увидеть… Неужели ты не хочешь в Гонолулу?