Умереть, чтобы жить
Шрифт:
— Миш, иди сюда. Я одинокая и забытая. Ты поешь о другой, для другой…
— Ну что ты, девочка! — Сев возле Ани, он погладил её волосы и посмотрел в глаза как-то особенно ласково. У Ани перехватило дыхание — она поняла вдруг, что никогда не имела отца, а если бы он был, то жить было бы легче: он гладил бы её по головке точно так же — сильный, мудрый, заботливый.
— Я с тобой… Я очень давно с тобой… В тот вечер, когда впервые увидел тебя танцующей в ресторане, почувствовал, — хочу спать с этой девчонкой… Потом… Потом был прием на даче, — кажется, день
…Никогда ещё московская осень не казалась Ане такой сказочной, созданной для горячих любовных свиданий. Главное — оказаться вдвоем в теплом пространстве, вознесенном на двенадцатый этаж, захлопнуть за собой дверь и обняться.
Ничего удивительного, что Верочка сразу обо всем догадалась и явно радовалась такому повороту событий. — «Мне он сразу понравился. Человек порядочный и солидный… И, согласись, Аня, приятно, когда рядом с тобой красивый мужчина».
— Тебе и Карлос нравился. — Аня вздохнула. — Странно, он куда-то пропал. Даже ни разу не позвонил. Может, чувствует, что я, наконец, от него освободилась?
— И правда, не скучаешь?
— Ни капельки, — соврала Аня. Воспоминания не оставляли её. Они подло подкрадывались в самый неподходящий момент, заставляя оценивать, сравнивать. Аня убрала подальше записи их музыки, боясь наткнуться на аргентинское танго, мамбу, «Карменситу»… Так уж, наверно, заведено на этом свете — либо ты категорическая однолюбка, вроде матери, не подпустившей к себе больше ни одного мужчины, либо однолюбка, но в процессе поиска, то есть, в принципе — «душечка».
Теперь Аня часто рассказывала Верочке про всяческие строительные проблемы. Та внимательно слушала, стараясь «перевести» новые понятия на привычные из области театральной жизни.
— Выходит, на премьере, ну, когда это новое здание откроют, — Михаила чествовать будут, ведь он главный режиссер.
— Главный архитектор, — поправила Аня. — Только театр не государственный, а как бы собственный — частная антреприза Лешковского.
— Это его фирма так называется?
— Да нет! Это я так объясняю. — Аня обняла мать. — Вообще-то я оказалась типичная «душечка». Помнишь, рассказ Чехова?
— А как же! Хороший был фильм с Касаткиной. Много страдала женщина и по-настоящему любить умела — всей душой, всеми своими помыслами.
— Вот и правильно. Быть душечкой — подвиг. Подвиг самоотвержения. Аня погрустнела. — Поэтому, наверно, счастливы только самолюбивые эгоистки.
23
…Приближался Новый год. Аней овладело суеверное беспокойство. Она ждала чего-то нехорошего и даже не удивилась, когда Михаил сказал по телефону:
— Мы не увидимся сегодня… Прости, дорогая… Возникли кое-какие сложности. Боюсь, чтобы уладить дела, мне понадобится
— Неделя?! — Ужаснулась Аня. Ведь было уже двадцать пятое. Значит, елка отменяется?
— Ты будешь меня ждать? Это очень важно…
— Буду, конечно, буду… — Аня горько усмехнулась. Она уже догадывалась, что Михаил готовит сюрприз к Новому году. Не зря возил её в шикарный ювелирный салон, якобы для выбора презента совладельцу компании, но выпытал у Ани мнение о дамских украшениях. Еще он, не любивший хвастаться, как-то проговорился, что подыскивает новое жилье, да такое, чтобы и принцессе понравилось. И вот… Неделя!
Аня вдруг поняла, как одиноко без Михаила. Связи с девочками из «Вестерна» потеряны, новые знакомства ограничились поверхностно-любезными отношениями в рабочей обстановке. Даже Алина исчезла за рамками жизни, сомкнувшимися вокруг Михаила. «На тебе сошелся клином белый свет…» поется в песне. Анин свет оказался пустым и ничтожным без НЕГО. Телефон молчал целых два дня, а когда зазвонил, она с трудом выдержала три гудка, чтобы сразу же не сорвать трубку.
— Ты наглухо ушла в подполье, красивая. — Алина явно на что-то намекала. Уж Аня знала каждую её интонацию. — Не хочешь мне что-нибудь рассказать? У меня сегодня выдрали зуб мудрости. С клещами и отвертками. Щеку разнесло. Сижу, измученная, слабенькая, никому не нужная. Заходи, захвати по дороге мороженого. Естественно, итальянское. Мне можно есть только холодное.
— Клубничное и шоколадное. Буду через полчаса. — Аня, к своему удивлению, обрадовалась. — Эй, а где все твои?
— Ден в Колумбии уже десять дней. Вернется к Новому году. Старики в Доме творчества. Отцу необходим свежий сосновый воздух. Так что — гуляй, не хочу. А я с зубом этим чертовым мучаюсь, — Алина неподдельно вздохнула. Жду.
Встретив Аню, Алина тут же взялась за пакет с мороженым.
— Представляешь, сколько во мне нереализованного детства? Обожаю подарки, сюрпризы и сладенькое.
— А я, оказывается, предпочитаю состоятельных, солидных мужчин. Звезды так сошлись.
— Тогда рассказывай все как на духу. — Достав вазочки, Алина разложила мороженое и уселась в угол кухонного дивана. С левой стороны она стала похожа на хомячка. Щека, действительно, распухла, словно во рту Алина держала сливу. Волосы завитками падали на лоб и щеки.
— Да не смотри так. Убогая, несчастная. Патлы отпускаю — короткая стрижка была ошибкой. — Она скользнула взглядом по косе Ани. — Скучновато, но и то лучше… Попробуй смешать клубничное с фисташковым — кайф!
— К итальяшкам за мороженым в очереди стояла. На морозе. Вина нет? спросила Аня, предчувствуя собственную исповедь.
— А! Замечание по делу. Глянь вон там, в шкафу. В баре Денисовы заначки, а здесь начатое. Выпивка располагает к откровенности… Так, за нас! — провозгласила Алина короткий тост, выпила, набрала полный рот мороженого и промурлыкала, — давай раскалывайся.
Аня не без удовольствия изложила свою романтическую историю. «И вот теперь он пропал», — печально завершила она.