Умница-головка

Пароход медленно и плавно совершал свой путь по волнующемуся, шумному морю. Седые волны пенились, разбиваясь о борт огромного судна. Ветер крепчал с каждой минутой. На западе грозно хмурилось свинцовое небо. От шума ветра, от рокота волн и тяжелого пыхтения машины кругом стоял сплошной гул, точно какой-то бурный концерт.

Два мальчика, одетые в одинаковые матросские куртки, с такими же фуражками на головах, то и дело шныряли по верхней и нижней

палубам парохода и карабкались на капитанский мостик.

— Что, будет буря? — скорее с любопытством, нежели с тревогой, спрашивали они поминутно каждого попадавшегося им навстречу матроса.

Капитан неподвижно стоял у себя на мостике и пристально смотрел вдаль, на волновавшееся море и клубившиеся низко над водой облака.

— Быть к ночи буре! — коротко бросил он стоявшему подле него боцману.

Как ни тихо были произнесены эти слова, они долетели до слуха обоих маленьких пассажиров.

— Будет буря, ты слышал, Коля? Неправда ли, весело? — произнес шепотом смуглый и черненький, как жук, с черными же и бойкими глазками, мальчуган лет девяти.

— Ничего нет веселого в этом! — ответил ему старший брат, Коля, такой же черненький и смуглый одиннадцатилетний мальчик. — Я, наоборот, боюсь, что мама и Нуся испугаются бури, если они проснутся среди ночи!

— Ну, вот! Так и испугаются сейчас! Ты лучше сознайся: сам боишься бури. Трусишка! — И черные, бойкие глазенки вызывающе глянули на брата.

— Ты говоришь вздор, Леня. Ты же знаешь, — боялся ли я чего-нибудь до сих пор? Разве меня могли когда-нибудь назвать трусом? Нет! Сейчас, правда, боюсь, но не за себя, а за маму и Нусю. Нуся так действительно трусиха.

Но Леня уже не слушал брата; все его внимание было обращено в сторону.

— Ты это куда смотришь? — не без любопытства обратился Коля к брату, который не спускал глаз с отдаленного угла палубы, где помещались пассажиры третьего класса.

— Я смотрю на девочку, которую мы с тобой видели после обеда. Бедняжка, она очень легко одета и, если будет буря, то ей плохо придется на палубе.

— Но почему бы ей не укрыться в каюте?

— Потому что там все места переполнены, разве ты не видел? Знаешь что, Коля, побежим-ка скорее к маме, пусть разрешит пригласить эту девочку в нашу каюту. Ведь, я думаю, она такая маленькая и тихая и не помешает никому из нас.

И черные глаза Лени с мягким, добрым выражением снова обратились в ту сторону палубы, где между ящиками и мешками ютилась маленькая плохо одетая девочка.

— Прекрасно, прекрасно придумано. Бежим, бежим к маме…

И бойкий, резвый Леня помчался стрелой по направлению к каютам первого класса, где в одной из них помещались они, их мама и сестра. Старший брат поспешил за ним.

— Мамочка! Мамулечка! Мамуленька! Мы к тебе с просьбой, с большой просьбой. Капитан говорит, что будет буря… Понимаешь? К ночи непременно разыграется… А на открытой палубе третьего класса едет девочка…

— Очень маленькая девочка и одна-одинешенька… — вставляет Коля.

— Ну, да, одна… И мы хотим, мы просим тебя позвать ее к нам, потому что…

— Она может простудиться…

— Ах,

мамочка, как это ужасно! Ты слышала? Девочка может простудиться! — присоединяется к голосам мальчиков еще один звонкий голосок, и с подушки пароходной койки поднимается каштановая годовка, а светло-серые глаза, такие же, как у Коли, испуганно обводят присутствующих.

Это говорила Нуся, сестра мальчиков, премиленькая девочка лет восьми.

Лариса Павловна, мать детей, внимательно выслушала все, что они ей говорили.

— Маленькая девочка? Ждут бури? А эта девочка едет на открытой палубе? Ну, конечно, конечно, приведите ее сюда. Пусть отогреется и отдохнет у нас, — с улыбкой глядя на мальчиков, весело ответила Лариса Павловна.

Едва только успела кончить она, как те уже наперегонки ринулись вон из каюты.

— Мы приведем ее сейчас! Приведем сейчас, мамуленька, — раздались издали их оживленные голоса.

Лариса Павловна, мать Коли, Лени и Нуси, едет к мужу, Сергею Сергеевичу Баратову. Он служит с недавних пор в Финляндии. Переехал он туда один в то время, как Лариса Павловна с детьми проводила время в Швейцарии, где Лариса Павловна, слабая здоровьем, лечилась несколько месяцев. Теперь, оправившись от недуга, она со всей семьей решила жить на небольшой даче в сорока верстах от главного города Финляндии — Гельсингфорса, где служит Сергей Сергеевич.

Кроме Коли, Лени, Нуси и их матери, находится в каюте еще одно лицо. Это Фанни; молоденькая пятнадцатилетняя финка. Она у Баратовых не то няня, не то бонна. Фанни помогает Ларисе Павловне присматривать за детьми.

Воспитывает же мальчиков гувернер-швейцарец, который уже ждет их всех в «Ларином». Так Баратов назвал в честь Ларисы Павловны новую усадьбу, которую он купил недавно в Финляндии. В Гельсингфорсе их встретит Сергей Сергеевич, взявший отпуск на службе, чтобы устроить семью на новом месте, далеко от города.

Ветер дул все крепче, волны все громче шумели. Наступал вечер, и осенние сумерки быстро сгущались. Холод и сырость давали себя чувствовать на палубе парохода сильнее с каждым часом.

Дрожа и ежась в своем легком пальтишке, сидела маленькая девочка среди ящиков и мешков на палубе третьего класса.

Ей на вид было лет восемь-девять. Ее черные глаза пугливо смотрели за борт на пенящиеся, клокочущие волны.

Пассажиры давно разошлись по теплым каютам, а здесь, на палубе, было только несколько рабочих, пристроившихся на мешках и закрывшихся с головой кусками брезента, да она, маленькая путешественница. Она дрожала от холода, ища защиты от сырости между ящиками и мешками.

Но вот девочка вздрогнула от неожиданности. Перед нею незаметно выросли две небольшие фигурки.

— Здравствуйте, девочка, — произнес один из приблизившихся к ней мальчиков. — Мы не знакомы с вами, но это ничего не значит. Наша мама приглашает вас пойти к нам в каюту; там у нас много теплее, чем у вас здесь. Вы обогреетесь и, может быть, выпьете с нами чаю.

— Пожалуйста, пойдемте; здесь так холодно, такой ужасный ветер, — добавил другой мальчик.

Девочка подняла на них свои большие, удивленные глаза.