Умножающий печаль
Шрифт:
Александр Серебровский: обмен рисками
Миша, начальник охраны, захлопнул за нами дверцу лимузина, прыгнул на свое место рядом с водителем, включил рацию:
— Я — первый! Эскортный ордер в работе. Тронулись помаленьку… Маршрут — семь… Скорость — штатная, лимит — плюс двадцать в режиме, дистанция — два метра…
Я поймал себя на том, что краем уха, закраиной внимания я контролирую этот конвойный вздор. Это ужасно. Глупо, не правильно, очень вредно — нельзя фильтровать такой поток
Охранники в джипах сопровождения откликнулись, кортеж с места взял в намет, миновал ворота, с приглушенным подвизгом сирен, с фиолетово-синим просверком мигалок на крыше помчался по плавным загогулинам Рублевки через величаво дремлющий, прекрасно неподвижный подмосковный пейзаж.
Сергей спросил нейтрально:
— Ты с Людой видишься?
— Очень редко. Практически — нет. Я их с Ванькой хорошо обеспечиваю, а видеться с бывшими женами — пустое. Это как собачке из жалости рубить хвост по частям. Да ты ей сам позвони…
— Ага! Я обожаю такие звонки: «Ваш друг здесь больше не живет! Он — подлец, укравший мою молодость! И вообще, больше не смейте звонить сюда!»
— Перестань! — засмеялся магнат. — Люда — вполне цивилизованная женщина, почти все понимает. Нет, у нас вполне благопристойные отношения. А к тебе она всегда хорошо относилась…
Мы помолчали, и я добавил:
— Она всегда считала тебя противовесом дурному влиянию Кота. Предполагалось, что ты являешь фактор сдерживания и здравомыслия. Все чепуха…
Серега тихо засмеялся.
— Ты чего? — поинтересовался я.
— Вспомнил, как Люда нас обоих с Котом вышибла…
— Почему? — удивился я.
— Да мы пришли к ней деньги занимать, а она нам перчит мозги какой-то невыносимой патетикой. А про тебя, ну и про себя, естественно, она сказала с тяжелым вздохом: «За спиной каждого преуспевающего мужчины стоит очень усталая любящая женщина». Я, конечно, в расчете на деньги промолчал, а Кот, конечно, ответил: «Точно! Голая, очень костистая и с косой в руках!» Ну, Люда и сказала нам ласково: «Пошли вон отсюда! Оба!»
Мы засмеялись.
— Давно было, — сказал Серега. — Ванька еще был пацанчик. Кот для него был фигурой культовой…
— Ну да! — усмехнулся я. — Если учесть, что, собираясь к нам, Кот отбирал у тебя офицерские погоны, кобуру, кокарды и дарил Ваньке…
— Погоны были старые, кобура пустая, — вздохнул Серега. — А вот золотую медаль чемпиона он подарил Ваньке настоящую, собственную…
Интересно, Верный Конь забыл? Или, наоборот, мне намекает?
— Да, Серега, я помню это. Я помню, как на мой тридцатник Кот на банкете вручил мне свой орден Октябрьской Революции.
Серега кивнул:
— Это был знаменитый праздник, и подарочек Кота ничего выглядел — эффектно… Ты ему через пару месяцев отдарил «БМВ». Помню…
— Ну, на этой «боевой машине вымогателей» Кот недолго наездил —
— Это не важно, — усмехнулся Серега. — Ты ведь тоже дареный орден не носишь. Смешно сказать, я тогда очень переживал — мне-то вы таких подарков не дарили…
Я искренне удивился:
— Верный Конь, неужто ревновал? Завидовал?
— Нет, не завидовал, — помотал Серега головой. — Никогда. Ценность самого подарка — чепуха, ничего не значит. Важно душевложение в подарок, на твоем языке выражаясь — инвестиция чувства.
— А! Чего там сейчас вспоминать! Нет давно этих подарков, и чувств не осталось…
— А сами мы, как шары по бильярду раскатились, над лузами повисли, друг друга боимся, приглядываемся — у кого кладка лучше. — Серега махнул рукой и спросил: — А сколько Ваньке сейчас?
— Тринадцать. Через пару лет пошлю в Англию…
— Что-то ты задержался, — усмехнулся Сергей. — Я смотрю, дома учиться стало неприлично.
— Нормальная мечта нищих дураков. Ни один из студентов, отправленных Петром в Европу, не вернулся домой.
— А Ванька вернется?
— А куда ж ему деваться? — засмеялся я и показал рукой за окно: — Вот всем этим ему предстоит владеть и управлять лет через двадцать.
Кортеж резал автомобильную толчею на запруженных улицах Москвы, выскакивая на резервную полосу и встречное полотно движения в затеснениях и пробках. Серега нажал кнопку на панели — звуконепроницаемое стекло плавно поднялось, отъединив нас в салоне от телохранителя и шофера.
— Ты не хочешь рассказать обстоятельства вашего боя с Котом? — спросил Сергей.
— Нет! — отрезал я и, помолчав, добавил: — Это никакой не секрет. Но если я тебе начну объяснять все с самого начала, получится глупая длинная сплетня — «ты сам виноват!», «а ты меня не слушался!», «а ты меня предал в беде!». И конца этим взаимным препирательствам не будет никогда. Эти разговоры не объясняют ничего по существу.
— А что объясняет?
— Дремучая и вечно свеженькая сказка о двух медведях в одной берлоге… Кот не понимал, как быстро и решительно меняются времена. Он думал, что этот развеселый разбойный бизнес, когда вся страна стала огромным беспризорным Эльдорадо, когда миллионы просто валялись на земле — нагнись и подбери или силой отними, — вот он и думал, что это будет всегда…
— А ты?
— А я знал, что так не будет, и пытался заставить его делать то, что я говорю. А он плевал на меня и беспредельничал как хотел. Конец известен, — неожиданно для самого себя сказал я с досадой и горечью.
— Кот считает, что это ты его сплавил в зону, — заметил Сергей.
— Вольному воля, — развел я руками. — В нем бушует чудовищная энергия заблуждения. И она заведет его далеко…
— Мне все равно надо знать подробности. Без этого не оценить степень и направление опасности.