Умри в полночь
Шрифт:
Но Витютя обижен, его самолюбие ущемлено. Женщина, которая все для него делала по первому свисту, взбунтовалась. Возможно, сперва он хотел всего лишь чуточку ее проучить…
Он наверняка знал, где Люськин техникум, и без труда мог выяснить, когда там консультации. После чего ненавязчиво встретить ее, скажем, у дома:
– Привет, ребенок!
– Привет, дядь Вить.
– В техникум бежишь?
– Ну, в техникум.
– Пошли, провожу… Позавтракать-то успела? А то зайдем в кафешку, кофейку с мороженым, а?
– А
– Да нет, ребенок, я-то как раз не богатенький… Вчера дочке джинсы купить пришлось. У меня дочка на два года тебя младше. Если ей крутые джинсы на попку не натянешь, будет кислая ходить, а кому она кислая нужна? Понимаешь, я так считаю – если дочка подросла, то хоть золотые зубы изо рта продай, а одень-обуй ее как принцессу. Ведь мальчишки, дурачки, по одежке встречают. А у нее сейчас это главнейшая проблема – мальчишкам нравиться, понимаешь?
Тут Люська, скорее всего, кивнула, считая в уме: шестнадцать минус два будет четырнадцать, везет же соплячке, как у нее предок все понимает, наверняка прикинута по фирме, это в четырнадцать-то лет, и на дискотеках отбою от пацанов нет, еще бы – каждый раз в новом чем-нибудь!
Витютя подождал, пока девчонка додумает до конца эту несложную мысль, и опять предложил кофейку с мороженым, добавив при этом:
– А если ты торопишься, так вот тебе пятера, не стесняйся, бери! Потом, в перерыве, с подружками сходишь. Мать-то тебе, нверное, рубль в день на чай с пирожком выдает? А подорожало все до чертиков. Бери, бери! Должна же и ты по-человечески в кафе зайти, пирожных набрать, кофе со сливочками, соку ананасного, мороженого… Много ли радости в жизни, так хоть поешь…
Он знал, что Люська вступится за мать – хотя бы из гордости. Девчонка могла явно соврать – мол, мать снабжает деньгами выше крыши! И тут он мог бы ответить:
– Ну, не надо ля-ля! Я же вижу, как она тебя одевает! Ох, бабы, бабы… Ведь что интересно – деньги у нее теперь есть, как раз бы и купить тебе весь прикид. Не станешь же ты ходить на лекции в этой юбчонке! Летом, на консультации, еще ладно, а потом занятия начнутся, подружки появятся, в компаниях бывать будешь…
Люська могла и честно признаться: как же она даст мне на кафешку, если дома денег нет и зарплата у нее маленькая?
– Зарплата действительно маленькая, – должен был согласиться Витютя. – Но только ты меня, ребенок, не выдавай – она недавно на работе одну финансовую махинацию произвела. Видела у нее новую косметику? Ну вот… Там на десять таких косметик хватит…
Если Люська успела в прежние свои наезды познакомиться с матринским любовником, то почему бы и не состояться этому разговору?
Витютя вряд ли сразу замышлял уголовщину – он просто хотел надавить на свою подругу сразу со всех сторон. И только опять столкнувшись с ее упрямством, он понял, как надо разыграть карту под названием «Люська»…
– Наташа!
– Что, Артемчик?
Надо
– Скажи честно, давно ты с этим своим… Виктором?
– Ну, года четыре, наверное…
Раз они не надоели друг другу за эти четыре года, значит, встречались не слишком часто, подумал Артем. На что же рассчитывала Наташа? Может быть, поддерживала этот пошлый роман с не менее пошлой мыслью – как только замаячит на горизонте что-то перспективное, послать Витютю поискать ветра в поле? Или она слишком ограничена и привязчива для таких наполеоновских планов?
– Четыре года. Люська, значит, совсем детишкой была. Двенадцать лет?… Хм… Уж не очень-то и детишка. Как она его приняла?
– А какое ей дело? – искренне удивилась Наташа. – Она у бабушки жила…
– Но ведь она же с ним встречалась у тебя, – уверенно сказал Артем. – Он вас обеих в летнее кафе водил, мелочевку какую-нибудь Люське покупал, на кино полтинник подбрасывал, чтобы из дому умотала…
Наташа с удивлением посмотрела на него:
– Разве я тебе рассказала? Нет же! – воскликнула она.
– Нетрудно догадаться, – буркнул он.
Действительно, нетрудно! Сперва сочинить двухнедельной давности разговор между девчонкой и материнским любовником, а потом по этому мифическому разговору вычислить, как складывались их отношения четыре года назад.
К тому же Артем, бывало, и сам совал пацану в руку рубль с настоятельным требованием – пока не сходит в кино и не простреляет сдачу в тире, чтоб домой не возвращался! Было такое дело… Но давно. Когда еще на утренний сеанс пацанву за десять копеек пускали.
Итак, вдохновленная этим разговором, а может, и не только этим, Люська стала требовать колготок с серебряными листиками и прочей дребедени. И, разумеется, она сочла отвртительным купленное матерью пальто. Люська догадывалась, что в техникуме это будет самое сиротское, самое убогое пальто. И сапоги, естественно, тоже.
Близились экзамены. Люська уже понимала, что хорошо их выдержит. Она уже видела себя студенткой – со всеми вытекающими из этого последствиями. Здешние девчонки уже рассказали ей об окрестных дискотеках и тамошних нравах. Против нравов Люська не возражала, но при одной мысли, что ей придется весь вечер стоять у стенки, она готова была кричать и реветь от негодования.
Она уже знала, как ничтожна стипендия и что почем в здешних комиссионках.
Возможно, она поняла, что единственная ее надежда – на дядю Витю. Дядя вернется, как обещал, с юга, куда ему нужно вывезти семью, и поможет ей уломать маму. Вот уже назначенный им двухнедельный срок на исходе – и надо только почаще звонить ему, не стесняясь, ведь он ставит своих на юге и вернется один.
Артем представил себе, как они обе, мать и дочь, одна с работы, другая из автомата, накручивали один и тот же номер.