Унесенные страстью
Шрифт:
Девушка протиснулась мимо него и спрыгнула на землю. Она схватила свою шляпу и быстро надела ее. Потом повернулась и пошла прочь.
Час спустя она уже шла по дороге к дому. Он не поехал за ней. Джорджина в глубине души надеялась, что он это сделает, но этого не случилось. На всем пути ей не попалось ни повозки, ни упряжки лошадей, ни какого-либо экипажа. Здесь были только летние виллы. К этому времени летнее общество уже разъехалось в города, по домам. Они, конечно же, все уже знают о ее положении. Джорджина споткнулась, и ей пришлось ухватиться за дерево, чтобы не упасть. Она постояла, на мгновение прислонившись спиной
Отсюда ей виден был ее дом. Его каменные стены и островерхая крыша. Она видела кроны деревьев и плющ, обвивавший ограду за домом. Видела бугенвиллею, чьи стебли вились, прикрывая шелушившуюся краску и потрескавшийся деревянный карниз.
Каждое лето, сколько Джорджина помнила, она проводила здесь, в этом доме. Он всегда был ее прибежищем – потому-то она, наверное, и боролась так отчаянно, пытаясь спасти его. Девушка оторвалась от дерева и двинулась дальше.
На этот раз ей было уже нетрудно проникнуть внутрь. Уцепившись за ветку дерева, она перебралась через стену и направилась прямо к окошку погреба. Какое-то время Джорджина бродила по дому. Она поставила кое-что из мебели обратно на место, кое-где сняла пыльные покрывала. В каждой комнате она присаживалась на кресла; каждая из этих комнат хранила ее воспоминания. Ее семейные воспоминания, может быть, и не были такими уж прекрасными, однако других у нее не было.
Девушка долго сидела в кабинете с часами, глядя на все сразу и на каждые в отдельности часы Бэйардов. Она сама завела их и смотрела, как они отмечают время, не имевшее больше для нее никакого значения.
Время имеет значение лишь тогда, когда тебе есть куда идти. Она едва не рассмеялась. У нее не было ничего, даже тех немногих спасенных вещей, уложенных в чемоданы, которые остались в повозке. У нее не было ничего, ей даже некуда было пойти.
Когда небо потемнело и солнце зашло, Джорджина поднялась наверх. Она скинула туфли и жакет и легла на свою постель. Она заснула почти мгновенно. Заснула так крепко, что не слышала ничего – ни того, как открылась входная дверь, ни шагов на лестнице. Она даже не слышала, как отворилась дверь спальни.
Джорджина не проснулась, пока констебль, вооруженный пистолетом и резиновой дубинкой, не разбудил ее и не арестовал за нарушение владения и бродяжничество.
Глава 36
Человек не может быть счастлив, не имея друзей, и он не может быть уверен в друзьях, пока его не постигнет несчастье.
Джорджина разослала записки всем своим знакомым до единого. Однако никто не пришел, чтобы внести за нее залог и вызволить из заключения. Не пришли даже те, кто еще не уехал в город. Даже те, кто танцевал на балах у Бэйардов. Даже те, кто поглощал их шампанское литрами и наслаждался едой, купленной на деньги Бэйардов. Никто из тех, кого она знала годами, а некоторых – даже всю жизнь. Никто не явился. Даже прислуга. В полиции ей объяснили, что они-то как раз и разграбили дом, взяв себе ценные вещи взамен жалованья.
Так что девушка сидела на грязной скамье, застланной проеденным молью одеялом, в котором водилось множество блох. Руки ее дрожали, дрожали так же, как тогда, когда она потерялась в парке много лет тому назад. Она опять была
Дверь со скрежетом отворилась, и девушка услышала шаги входящего в камеру надзирателя; ключи его гулко звенели.
– Гляди-ка, да это Джорджи!
Эйкен?! Джорджина вскинула голову и испытала вдруг такое облегчение, что голова у нее закружилась, и она не могла даже встать. Но это продолжалось недолго. Девушка вскочила, ухватившись за прутья решетки:
– Забери меня отсюда!
Эйкен взглянул на тюремщика:
– Что мне нужно для этого сделать?
– Внесите залог в десять долларов и подпишите заявление о том, что забираете ее под свою полную ответственность.
– Подпиши его, Эйкен!
Надзиратель перевел взгляд с девушки на Эйкена, потом сказал:
– Она ни под каким видом не имеет права снова входить в тот дом. И дом, и все, что в нем находится, является собственностью банка.
Эйкен задумчиво посмотрел на Джорджину.
«Если он заставит меня умолять его, я его просто убью».
– Ты вернешься на остров со мной?
Он ни словом не обмолвился о какой-либо просьбе.
– Да.
– По собственному желанию?
– Да. Только подпиши это и вызволи меня отсюда.
Спустя пять минут Джорджина покинула камеру под опекой Эйкена Мак-Лаклена, человека, который похитил ее.
Глава 37
В деревянном башмаке
Плыли ночью по волнам
Винкен, Блинкен и Нод.
Волны – капельки росы —
Били о борт корабля,
Ветер гнал их всю ночь напролет.
Звезды – рыбки морские
Не боялись стихии,
Рыболовов они не страшились:
– Что ж, забрасывай сети!
Но лишь песни и ветер
Из челна-башмака доносились.
Его брат уже давным-давно отплыл на баркасе в Бат, так что Эйкен заплатил, чтобы судно для ловли сельди, выходившее в море этим вечером, доставило их на остров. Джор-джина поначалу держалась отчужденно; она сидела одна, в стороне, ни с кем не заговаривая, и почти все время смотрела на Эйкена.
Тот стоял на корме, и волосы его развевались на ветру вольно, безудержно, под стать ему самому. Он казался еще выше, стоя вот так и озирая простор, словно бог, повелевающий волнами и небом. Джорджина могла бы и не смотреть на него; она и так не сомневалась, что он – самый красивый из всех мужчин, каких она когда-либо видела. Лицо его было суровым, точно высеченным из камня. Лицо настоящего мужчины. Он не был ни плешивым, ни низкорослым. Но не был и богатым.
Однако трудно было оторвать от него взгляд. Джорджина оперлась подбородком на руку, думая, что в общем-то ничего ей больше в жизни и не надо – вот так бы сидела и смотрела на него! Главное, чтобы при этом он не раскрывал рта.
Джорджина вспомнила вновь тот бал и как она представила себе Эйкена одетым с иголочки, с белым галстуком на шее. Смотреть на него сейчас, среди моря, ночью, было куда более захватывающе, чем если бы он был в белом галстуке, или фраке, или вообще в любой другой одежде.