Унесенные страстью
Шрифт:
Он видел, как Эми проходила через зал поздно вечером, пробираясь между всеми этими людьми, устроившимися на ночь на матрасах прямо на полу. Она все еще продолжала раздавать одеяла, так как беспокоилась, что кому-нибудь может не хватить. Девушка быстро поняла, что многие из эмигрантов слишком робкие и стесняются попросить даже то, в чем нуждаются, а многие боятся просить, так как умеют говорить только по-гэльски.
Все, что бы Эми ни делала, она делала с ласковой улыбкой и с такой кипучей энергией, что Калем почувствовал себя уставшим даже оттого, что просто наблюдал за ней. Он никогда не встречал такой девушки, как Эми. У него, правда,
Калем уважал ее, а его уважение было нелегко заслужить. Даже мужчинам приходилось немало потрудиться, чтобы завоевать уважение Калема. Он был беспристрастен и резок в суждениях. Эйкен считал, что Калему хочется, чтобы все были так же скрупулезны и аккуратны, как он, и он сердится, когда не встречает подобного в людях, отсюда и его резкость.
Калем не знал, так ли это, он знал только, что Эми – это та девушка, которую ему хотелось бы узнать поближе, и для него не имеет значения, похожа она на него или нет. Она не была ни медлительной, ни методичной и не питала особого пристрастия к распорядку. Смотреть на нее было все равно что наблюдать за стрекозкой, порхающей с цветка на цветок. Это было все равно что удержать водопад в ладони или пытаться поймать ветер.
Сейчас она стояла футах в двадцати от него, окруженная женщинами. Калем видел, как она хмурится; он понял, что девушка внимательно вслушивается в то, что говорят эти женщины, желая уловить смысл того, что те пытаются сказать по-английски.
Он видел ее такой с самого первого дня. Когда же она не понимала того, что они говорят, то находила кого-нибудь, кто мог бы перевести, или же напрягала воображение, пытаясь догадаться, что им могло понадобиться.
Она не думала о том, как выглядит. Спутанная светлая коса падала ей на спину. Влажные вьющиеся пряди выбились на щеки. Калем смотрел, как она отбрасывает их прочь, слушая и в то же время складывая одеяла. Лицо ее было влажным от пота, а платье обвисло, измялось, и кто-то из ребятишек забрызгал его своим ужином.
– Ну и сколько ты еще собираешься ждать? – Энгес Мак-Дональд похлопал его по плечу.
– Ждать чего?
Энгес кивнул на Эми:
– Эту девушку. Сколько ты еще собираешься здесь торчать и пялиться на нее, как сумасшедший, прежде чем женишься на ней?
– Пялиться? Как сумасшедший? – Калем чуть не поперхнулся на этом слове.
Энгес расхохотался:
– Ну да. Посмотрел бы ты на себя со стороны, Калем! Робби и Дугалд бьются об заклад, сколько ты еще так продержишься. Робби говорит, что последние два дня ты гоняешься за ней, точно гончая за кроликом.
«Как сумасшедший?»
Энгес посмотрел на него, потом покачал головой:
– Я знаю, что тебя мучает. Но послушай совет старика – брось ты эти терзания да веди-ка ты эту девушку прямиком к преподобному Монро. Так проще, чем бороться с этим, – вот что я скажу тебе, парень! – И Энгес отошел.
«Как сумасшедший... гоняешься за ней, как гончая за кроликом... Жениться на ней?»
Калем не двигался с места; ему показалось, что окна в зале стали вдруг очень маленькими. Он оглянулся вокруг, но ничего не увидел. Как будто глаза его больше не подчинялись ему. Калем потряс головой, потом взъерошил волосы. Он опять посмотрел туда, где только что стояла Эми, но ее там уже не было.
Он чувствовал, что ему необходимо увидеть ее – сейчас же. Ему просто нужно было посмотреть на нее. Для того чтобы разобраться в
Калем решительно направился к двери. Он прошел мимо Робби Мак-Дональда, и тот окликнул его, но Калем не остановился. Он толчком распахнул дверь, и кто-то тихонько заскулил, точно пес, подвывающий на луну. Это, разумеется, Робби, но Калем не стал обращать внимания. Ничего. Он еще расквитается с этим проклятым Мак-Дональдом. После того как отыщет Эми.
Он шел вдоль причала, спрашивая, не видел ли ее кто-нибудь. Потом прошел мимо склада с другой стороны; там, на просторном лугу с только что скошенной травой, ребятишки играли и резвились на свободе после месяца заточения на борту корабля. Тут-то он и нашел ее... вернее, заметил ее головку.
Она мелькала – то вверх, то вниз – в стайке маленьких девочек. Калем подошел ближе, стараясь представить, что Эми может там делать.
Ее голова вместе с косой то взлетала вверх, то ныряла вниз; снова вверх – снова вниз.
Калем был уже футах в десяти от нее, когда разглядел яснее. Она прыгала через веревку, распевая какую-то нехитрую песенку про блошек и кошек, про пару резвых ножек и сухой горошек.
Мак-Дональды были правы. Он гонялся за ней, словно гончая. Калем сунул руки в карманы и стоял так, отчасти успокоенный, отчасти, напротив, испуганный тем, что он чувствовал к ней.
Калем никогда и ни в ком по-настоящему не нуждался в своей жизни, ни разу не чувствовал подобной потребности, тем более в женщине. Он был уверен, что женитьба не для него. Он так привык жить один, так долго оставался холостяком, что одиночество стало как бы частью его привычного распорядка. А поскольку это стало привычкой, ему вовсе не хотелось менять ее. В этой привычной, размеренной жизни была надежность. Жизнь нравилась ему такой, какая она есть.
Если что-то в его жизни не ладилось или ожидания его не сбывались, он бился и боролся что было сил, чтобы все было по-прежнему – продумано, размерено, рассчитано до мелочей, – как будто подобная упорядоченность могла исправить то, что на самом деле нуждалось в исправлении, – его одиночество; Калем был одинок, но где-то в самой глубине его души все в нем восставало против этого.
Но, когда он услышал этот смех, когда увидел, как Эми играет с детьми и прыгает через веревку в такт смешной и нелепой считалке, так что коса ее взлетает и подпрыгивает, а юбки взмывают чуть ли не до самых икр, он забыл обо всем.
Потому что рядом с Эми не могло быть ни повседневности, ни обыденности. Все это было так странно, так незнакомо для Калема, потому что впервые в своей жизни он был влюблен.
Глава 42
И рука в руке, на краю, на песке,
Они танцевали при свете луны, луны, луны,
Они танцевали при свете луны.
Звуки скрипки, волынки и смех доносились из зала, отдаваясь в прохладном воздухе ночи. В зале кипело веселье. На следующее утро шотландцы отправятся туда, где отныне они будут жить, – в глубь страны, на свои новые фермы вдали от побережья – некоторые даже у самой канадской границы.