Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
— Знал. И достаточно хорошо.
— А когда вы здесь могли быть?
— В1913 году я совершил своё первое путешествие в Халху. От Верхнеудинска до Усть-Кяхты добирался купеческим пароходом-тихоходом. На здешние берега насмотрелся вдоволь.
— Но это же было восемь лет назад?
— Ну и что? У меня отличная память на любую местность. Сродни звериной...
Белых на территории Забайкалья начали преследовать. Однако теперь бывший Рокоссовского кавалерийский полк и конный партизанский отряд полного Георгиевского кавалера Щетинкина никак не могли догнать «азиатов». Преследователи находили
Немногочисленную пехоту барон приказал везти на телегах. Пушки переправлялись через водные преграды известным с древности способом. Забивали несколько быков и ждали, когда их туши под жарким летним солнцем вздуются. Затем связывали вместе, и получался своеобразный зловонный понтон, который выдерживал тяжесть артиллерийского орудия. Щетинкин, руководивший преследованием унгерновцев, только удивлялся при виде таких чудовищных по виду понтонов, ставших плодом воображения и «чингисхановских» знаний белого барона:
— Этому Унгерну сидеть бы где-нибудь в университете и читать историю. Додуматься до того, что помнят только учёные ламы...
В Джидинской и Селенгинской долинах барона ожидало полное фиаско. Разом разрушились все его надежды на пополнение из местных казаков и бурят. Многие сёла и деревни встречали белых полным безлюдьем. Люди прятались в леса. В других селениях в тайгу уходила мужская половина, способная носить оружие и подлежащая мобилизации в ряды белогвардейского войска. Добровольцев почти не оказалось. Барон неистовая:
— Кто мне говорил, что в селенгинских станицах живут самые верные нам казаки?! Где они?
В Селенгинской Думе мобилизовано всего несколько десятков бурят?! А куда делись остальные конники-буряты?
— Где крестьяне? Ведь им не по пути с большевиками. Те их за последние два года до нитки обобрали продразвёрсткой...
Семёновский генерал» ставший у Богдо-гэгена монгольским цин-ваном, откровенно не понимал происходящего в забайкальской глубинке. А суть дела была проста: простому люду уже осточертела трёхлетняя Гражданская война, которая раз за разом прокатывалась по области расселения Забайкальского казачьего войска, по земле Бурятии. Всем давно хотелось мира, и даже та часть местного населения, которая неприязненно относилась к Советской власти, не желала больше воевать.
31 июля белые вышли к Гусиному озеру. На его берегах располагался самый большой буддистский монастырь Бурятии — Гусиноозёрский дацан. Он являлся официальной резиденцией главы буддистской церкви в России Хамбо-ламы. Здесь «азиаты» встретили в первый раз за этот поход сильное сопротивление: в дацане укрепились два стрелковых батальона красных, имевших артиллерийскую батарею из четырёх орудий.
В данном случае Унгерн всё же не пренебрёг разведкой. На основе её данных он и построил план штурма Гусиноозёрского дацана, пойдя на военную хитрость. Чтоб отвлечь внимание противника, обозу и санитарным повозкам с ранеными было приказано двигаться по дороге на виду из монастыря. Красные, заметив выходившую из ближайшего леса голову неприятельской колонны, стали устанавливать пушки на этой стороне дацана, стянув сюда и большую часть пехотинцев.
Тем временем конные сотни белых обошли монастырь путём, хорошо скрытым поросшими
Видя безвыходность своего положения, оставшиеся в живых стрелки и артиллеристы сложили оружие и сдались в плен. Командиры батальонов покончили жизнь самоубийством. В плену их ничего хорошего не ожидало. Один перед тем, как послать себе пулю в висок, зашёл в озеро по горло, чтобы враг не надругался над его трупом. Всё это происходило на глазах барона:
— Красиво. Стреляют до последнего, а потом себя. Совсем как юнкера белой гвардии. Словно люди рыцарской чести...
Итогом победы стало взятие в плен четырёхсот стрелков-красноармейцев. Трофеи оказались весомы: четыре полевых орудия и почти не израсходованный запас снарядов к ним. Пленных барон приказал построить на площади перед главным храмом:
— Я посмотрю сам лично в глаза каждому. И определю, кто красный доброволец и большевик. Их расстрелять. Остальных можно считать надёжными для вступления в наши ряды...
Унгерн так и поступил, лично посмотрев в глаза каждому военнопленному. В итоге около сотни попало в руки комендантской команды палача Бурдуковского для «немедленного уничтожения». Остальные «вступили» в ряды Азиатской конной дивизии. Теперь в её рядах было свыше полутысячи пехотинцев. Правда, почти все из числа пленных.
На следующий день унгерновцы сделали привал на северном берегу Гусиного озера. Здесь стало известно, что со стороны Верхнеудинска на Убукун движутся значительные силы красных. Они перекрывали самый удобный путь к Транссибирской железнодорожной магистрали. Два дня барон думал, что ему предпринять, куда идти дальше. Бывшие при нём безотлучно ламы-прорицатели советовали пробиваться к Байкалу и указывали на городок Мысовск, который, по их гаданиям, следовало взять незамедлительно.
Унгерн-Штернберг два дня провёл в полной нерешительности. До заветного Верхнеудинска оставалось всего два суточных конных перехода, вёрст семьдесят. Но барон не знал, что в городе началась страшная паника. Для отпора белым там под ружьё ставили всех, способных его носить. Верхнеудинск был объявлен на осадном положении, там начались превентивные аресты «буржуазных элементов» и их пособников.
На стоянке Роман Фёдорович получил «потрясшее его» сообщение из оставшегося в ближнем тылу Гусиноозёрского дацана, где разместилась часть дивизионного обоза:
— Господин генерал. В дивизии началось воровство.
— Кто? Где?
— В Гусиноозёрском дацане местные ламы ночью обчистили несколько обозных телег.
— Что украли?
— Неизвестно сколько мешков муки и мануфактуры несколько штук. Пропали и некоторые ваши личные вещи.
— Приказываю лам собрать, раздеть и хорошенько отлупить бамбуком. Не трогать только гусиноозёрских настоятелей.
— Что ещё делать, господин генерал?
— Пополнить возимый запас муки за счёт монастырских запасов. В наказание местным ламам...