Уникальная система изометрических упражнений Железного Самсона
Шрифт:
Шура стоял растерянный. Сложной штукой оказался цирк. С одной стороны, он вроде бы проиграл. Но в то же время его похвалил, обнадежил этот большой и сильный человек. Деньги, конечно, он заработал нечестно. Но ведь и штальмейстер тоже жук, знает, что никому из соревнующихся не удастся вернуть свой залог, вот и обирает простаков. А Сандов? О, Сандов! Это спортсмен, настоящий спортсмен, честный и гордый…
Дойдя в своих сложных размышлениях до Сандова, Шура почувствовал, как гадко стало у него на душе. Все сразу прояснилось. Как далек этот ярмарочный балаган, этот мелочный торг от красивого
Так бродил он по ярмарке из одного ее конца в другой, проклиная цирк, проклиная себя, ненавидя всех этих толкущихся, снующих, суетливых людей. А когда стемнело, Шура снова оказался у дверей цирка.
Начиналось вечернее представление. В толпе у входа только и разговоров было, что о дневных событиях. О том, что какой-то мальчонка показал силу необыкновенную и как понесли простаки червонцы в залог хитрому штальмейстеру, но никто потом не смог согнуть этот знаменитый Ванин прут. Уплыли денежки простаков в карман хозяина балагана, а Ваня Пуд восстановил свое имя сильнейшего человека. Суждения высказывались разные. Одни говорили, что мальчишка был удивительно силен, другие – что это все хитрости циркачей: денежки, мол, из простого народа выманивают.
Шура забился в темный край галерки. Он боялся быть узнанным, стыдился самого себя, страшился наказания, которое неминуемо ждет его дома за самовольную отлучку. Но не мог покинуть цирк.
Выступление прошло спокойно. Опять были и дрессированные собачки, и лошади, и клоуны, и фокусник. Только Ваня Пуд вышел насупленным, сердитым. Штальмейстер уже не предлагал никому мериться с богатырем силой. Проделав все, что положено, Ваня под редкие хлопки покинул манеж.
Представление окончилось. Люди стали расходиться по домам. И тут только Шура задумался: что же делать?
Он догадывался, что его уже начали искать, что в имении поднялась тревога, видел обеспокоенные лица отца и матери, Клима Ивановича, дяди Гриши. Крутой характер отца был хорошо известен всем соседям, и встреча с ним среди ночи ничего хорошего не сулила. Шура чувствовал себя глубоко несчастным.
И тут в голову пришла мысль: а что, если остаться в цирке? Утро вечера мудренее, да и лучше ночь провести где-нибудь здесь, под скамейками, чем встретиться с городовым, который непременно схватит его на улице чужого города и посадит в участок, как бродягу.
Однако скамейки были слишком узки, чтобы под ними спрятаться. Других сокровенных мест не находилось. Ничего не придумав, Шура стал двигаться к выходу. И тут он заметил какие-то большие деревянные ящики. Подойдя к ним, мальчик огляделся. В цирке оставалось немного народу, почти все огни были потушены. Убедившись, что за ним никто не следит, Шура скользнул за ящик и присел на корточки.
Так, сжавшись в комочек, он просидел довольно долго. Выглянув из своего укрытия, он увидел то, чего больше всего боялся: прямо к нему с фонарями приближались два служителя, проверявших помещение цирка, прежде чем
На счастье, все лампы в цирке были погашены, и увидать прячущегося человека было нелегко. Шура быстро юркнул в один из ящиков, который был открыт и лежал на боку. Там оказались солома и стружки, видимо, перевозили какой-то хрупкий реквизит, и мальчик зарылся в них с головой. Сделал он это вовремя: блики огня покачивающихся фонарей скользнули у него над головой, и он услышал совсем близко голоса.
– Никуда сборы, – сказал один голос, молодой и сильный.
– Да уж куда хуже, – ответил надтреснутый, хриплый бас.
– Видал, Зельма чуть не укусила Серегу. Собака, она же не человек, она не понимает, почему надо голодать, ей мясо подавай, и все. – Ничего не соображают, это точно, – откликнулся собеседник. – С голодным зверем никакой антраша не выйдет…
Продолжение разговора Шура уже не слышал. Но эти слова запомнил на всю жизнь.
Огни удалились, люди ушли. Сон и усталость взяли свое. Шура заснул.
Проснулся он от голода и сильной жажды. Осторожно встал и отправился по цирку в поисках ведра с водой. Ведра не нашел, но зато обнаружил нечто, повергшее его в совершенный восторг, – гири и штанги, реквизит выступавшего силача.
«Очень хорошо, – сказал себе будущий победитель Сандова. – Теперь я смогу испытать свою силу».
Но как Шура ни старался, он смог лишь чуть-чуть оторвать тяжелую штангу от земли. А Ваня Пуд поднимал ее на вытянутые руки без видимого труда. Так в темном закутке пустого цирка, на рассвете дня, не предвещавшего ничего хорошего, Шура Засс понял, как далека его дорога к победе над знаменитыми соперниками.
Цирк просыпался. Из клеток и стойл доносились вой и всхрапывание пробудившихся животных, мучимых, как и наш герой, голодом и жаждой. Скоро должны были прийти служители. Пора было выбираться на волю.
Шура пополз вдоль края тента, ища место, где его можно было бы приподнять и выбраться из балагана. В одном углу веревки были натянуты не очень туго. Шура приподнял брезент, и в глаза ему ударили лучи восходящего солнца.
Несколько минут он стоял в растерянности. Нужно было что-то делать. Первая мысль – гнев отца. За отлучку без разрешения отец мог не только жестоко избить, но и совсем выгнать из дому.
Однако иного выхода, кроме как отправиться домой с повинной, в голову не приходило. Мелькнула, правда, робкая надежда попроситься служить в цирк. Но перипетии прошедших суток отогнали ее прочь.
И наш герой зашагал к дому. Разочарование, боязнь отцовского гнева, стыд – все это удлиняло и без того неблизкую дорогу. Шура шел кружным путем, через овраги и перелески – не хотел встретиться с кем-нибудь из знакомых. Саднили сбитые в кровь ноги, нестерпимо хотелось есть и спать. Хорошо еще, что удалось напиться из ручья…
Около полудня он толкнул дверь дома. Его никто не встретил. На столе нашелся кусок хлеба и луковица. Съев этот нехитрый харч, Шура тут же за столом и заснул.
Разбудил его старший брат. Беседа братьев была предельно краткой.