Уникальный элемент
Шрифт:
Но тишину теперь разбавлял скрип песка под тяжелыми шагами, позвякивание сбруи и фырканье лошадей. Недалеко от Башни, в пределах магического периметра появились люди, чьи следы Брюс уже видел.
Да и их самих уже тоже встречал.
— А… — донеслось будничное и неприязненное. — Снова ты…
Из-за конского крупа выступил ученик мага, тот самый, Щербатый. Его товарищ посмотрел вскользь и отвернулся, придерживая заволновавшегося жеребца под уздцы. Водяной маг все так же безразлично сидел в седле гиппогрифа. Уже другого, серого.
Он на землю вообще
Чуть дальше месил когтями и копытами песок рыжий взъерошенный гиппогриф. Его владелец, огненный маг с физиономией, залепленной пластырем, демонстративно смотрел в сторону. Зато рыжий, завидев недавнего противника, негодующе разинул клюв и зашипел на Лако.
Скрипнули перила, донесся легкий перестук шагов и появилась запыхавшаяся Элия. Даже не взглянув на новую компанию, протянула Брюсу лист бумаги:
— Это подорожная. Маг сделал, чтобы нас не задержали в Золотых землях. Еще он предложил взять этих в сопровождающие, — она небрежно двинула подбородком в сторону троицы магов.
— Обойдемся… Элия, что он тебе сказал?
Элия, потянувшая за повод белую гиппогрифиху, обернулась. Отозвалась отстраненно и устало:
— Он был прав, Брюс. Твое мнение только помешает. Я решу сама.
— Ты дала ему ответ?
— Я сказала, что подумаю… Поеду с тобой и подумаю.
Заметно удалившись от Башни они встретили еще одну группку, во главе с магом на гиппогрифе.
Аррдеаниакас, похоже, объявил большой сбор своих «кукол».
Дорог в этом ветреном мире не водилось, но из неведомого озорства Брюс направил Лако прямиком между всадниками. И те молча расступились. А затем холодный и верткий, как змейка, сквознячок знакомо забрался за шиворот, захлестнул упругую удавку вокруг шеи Брюса, затянул… и тут же отпустил. Напомнил о встрече у Гранигора?
…жила в стародавние времена в поднебесном городе прекраснейшая из владычиц стихий. Когда она смеялась — солнце играло в хрустальных башнях, когда хмурилась — выли ветры. Всякий раз, когда она мыла волосы, волшебный дождь проливался на землю и даже бесплодная почва, орошенная им, зацветала.
Однажды влюбилась она в каменного дракона, величественного и холодного в своих гранитных доспехах. Да сколь ни пыталась Владычица поселить огонь в сердце дракона — не зажигался камень. Как ни поливали дожди твердые латы — ни одно семя не проросло.
Как ни пели ветры мелодии — все обращалось в заунывный свист в скалах…
Лишь камень в душе дракона — самодостаточный, терпеливый, бесплодный.
Иным не дано полюбить друг друга, как не дано пламени напиться водой. Иным не дано мечтать, как камням не положено взлетать…
* * *
Это даже хорошо, что разговаривать здесь невозможно. Неистовые ветра поднимают с вычесанной смерчами земли тучи
Видна ли еще оставленная позади Башня — не разобрать. Не разобрать даже утро сейчас или вечер.
Перья на крыльях и шее Лако стоят торчком, словно пестрые лезвия. Гиппогриф припадает к самой земле, вцепившись когтями и пережидая резкий порыв ветра, и тут же отталкивается копытами, бросаясь вперед и стремясь проскочить между вихрями.
Ветвистая плеть молнии с треском вытянулась в буром размытом небе. Брюс невольно пригнулся к загривку Лако. Жесткое перо полоснуло по щеке, и капли крови тут же жадно слизнул ветер.
Слизнул… Не содрал песчаным наждаком, как еще недавно, а всего лишь прошелся шершаво.
Брюс приподнялся в седле, пытаясь оглядеться. И ветер не выдернул его из седла, отвесив только пару-тройку увесистых оплеух. Выбрались?
Стало светлее. Пыльная кисея подернулась прорехами и частично опала, но все еще не позволяла даже различить окоем горизонта. Под распухшим низким небом разлеглась изъязвленная равнина, красная, словно ободранная плоть, в рубцах и бороздах.
Брюс оглянулся, поджидая отставшего белого гиппогрифа и его всадницу.
— …туда, — Элия едва держалась на спине своего зверя. Белый гиппогриф казался пепельным от пыли, а платок с лица девушки давно сорвало, и оно горело от пескоструйной обработки. — Надо выбираться из ветреных земель. Иначе нас здесь освежует.
В ее словах, хоть и раздерганных ветром, был смысл. Закончился их путь по закраинам обитаемого мира.
— Поворачиваем на восток…
— А который из этих вихрей, на твой взгляд, более восточный? — уныло осведомился Брюс, но слова ветер выгреб, кажется, прямиком из гортани.
Лако метнулся влево, держась за размытым белым пятном, в которое обратился белый гиппогриф, стоило Элии отъехать на пару шагов.
Долина ветров отпускала гостей. Пусть и неохотно.
И чем дальше они отъезжали от Края земель, тем спокойнее и многолюднее становилось. Как только территории вновь стали пригодны для жизни, так жизнь закипела.
…Светлые, кудрявые перелески перемежались с лугами. Равнины плавно взбирались на возвышенности. Поблескивали серебристыми шкурками затаившиеся в травах мелкие речки. Воздух — золотистый, пряный — тек, как мед. В нем неподвижно висели слюдяные стрекозы. Поблескивали плавниками непуганые и оттого ленивые воздушные рыбы.
Далеко в небе плыл корабль, тащивший за собой полотнища нарядных флагов. Благодать…
— Вот бы здесь остаться!
Даже не ясно, кто из них это обронил вслух.
— Можем хотя бы передохнуть. Вон там симпатичная лужайка…
Стоило, однако, спешиться и умостить свои изрядно перетрясенные долгой дорогой кости под живописно раскинувшимся кленом, как будто из-под земли возник селянин. Нарядный такой, в чистенькой, украшенной аппликациями одежде. Длинные усы, заботливо заплетенные в косицы, свисают до пояса.