Универсальное оружие
Шрифт:
И нахмурился.
Жидкость в аппарате, доселе ярко-зеленая, стала полупрозрачной и бледной.
Он хмыкнул неодобрительно, потер подбородок, хлопнул себя по лбу... развернулся и побежал на кухню. Еще через две минуты он вернулся с флаконом зеленки, повторил операцию по отрыванию и выливанию, отступил, рассматривая...
И снова нахмурился.
Бледновато. За такой колер ни один нормальный покупатель и гроша медного не выложит. А зеленка кончилась. Что же...
Воровато оглянувшись и не увидев никого, кроме упорных, но неудачливых аниженщин у окна, студиозус снял с полки коробку красок, отыскал баночку с зеленой
Жидкость приобрела густой насыщенный оттенок травяной жабы с морской болезнью.
Агафон болезненно скривился: не то. Почесав в затылке, он снова ринулся на кухню - и вернулся с бутылкой абсента. Когда и ее содержимое оказалось в смеси, он слегка потолкал подставку, чтобы жидкости быстрее смешались, отступил, задумчиво прищурился - и кивнул, довольный: на этот раз вышло похоже. И даже, кажется, булькать стало веселее и энергичнее.
Ободренный успехом, студиозус сбегал на кухню, сунул опустевшую посудину в мусорную корзину, и полетел в торговый зал на крыльях радости и желания творить добро.
Чем бы еще помочь старику?..
Студент огляделся, но ничего однозначно немагического, до чего ему можно было дотрагиваться, на глаза не попалось. Кроме...
'Ну что такого особенного может быть в старых книжках!' - сказал сам себе Агафон, и сам себе поверив, направился к книжному шкафу. Может, там надо вытереть пыль или переставить фолианты по алфавиту?
К его разочарованию, первую идею пришлось похоронить очень быстро: в отличие от всей лавки, книги содержались в идеальном порядке. Вторая идея отправилась вслед за первой через минуту: из всех заголовков на понимабельном языке был написан только один. Но зато какой!
'Говорящая Книга'
– Поговори со мною, книга...
– благоговейно снимая ее с полки, промычал студиозус на мотив известной песни.
Книга не издала ни звука.
– Эй, ты... Скажи уже чего-нибудь!
– Агафон потряс фолиант, словно будил спящего - но тот упрямо молчал.
И тут его посетила мысль, поражающая своей новизной.
'А может, надо ее открыть и прочитать инструкции?'
Сказано - сделано.
На первой странице крупными красивыми буквами и впрямь были выведены инструкции. Вернее, инструкция.
'Открой на любом месте. Читай. Закрой. Повтори'.
– Читать я и не говорящие могу, - разочарованно протянул студент, но указанию последовал.
Книжка распахнулась примерно на середине.
'Больнее всего терять то, чего нет, особенно если кроме этого ничего не было'. Кун-фу Цзы.
Физиономия парня вытянулась:
– Ничего не понимаю... Ерунда какая-то!
Вторая попытка принесла сообщение:
'Если ты чего-то не понимаешь, это значит только то, что ты чего-то не понимаешь'. Бруно Багинотский.
– Да я сам таких словесных выкрутасов сколько хочешь могу понавыкрутить!
– фыркнул студент, закрыл, открыл... и воззрился на укоризненное:
'Могу' и 'Смогу' - не одно и то же'. Генерал Блицкригер.
– Одно, не одно, двадцать одно... тут могу, тут не могу... Сам-то понял, что сказал, умник? А еще генерал! Вот кто у тебя ничего не понимает-то!
– попрекнул он книгу, тыкая пальцем в изречение [12] , закрыл том, открыл - и прочел:
'На чужом бревне соломинку видит, а на своем глазА не замечает.' Шарлемань Семнадцатый.
12
Агафон
– А это вообще дурак какой-то брякнул!
– Агафон сердито захлопнул фолиант, но не удержался от соблазна и открыл в последний раз:
'Сам дурак'. Серафима Лесогорская.
– Из таких брех... бреш... брошь...шурок... брошенных...шурок... только кульки под семечки делать!
– оскорбленно прорычал практикант, одним движением вколотил фолиант обратно на полку между соседок и, не находя облегчения в душе, мстительно выкрикнул ей в корешок: - Писулька бестолковая!
Книжка ничего не ответила - а зря. Студентом с нереализованным желанием поругаться вновь овладела жажда деятельности.
Что бы такого... что бы такого... что бы такого...
Окинув критическим взором лавку, он удивился, отчего настолько очевидное раньше ускользало от его взора.
Хлам!
Кучи хлама загромождали пятачок перед входной дверью - битое стекло, щепки, осколки, обломки, ошметки, огрызки, обрывки и просто неопознаваемый мусор лежали там, куда он их смёл при уборке полчаса назад. Вокруг, как бешеные мыши, сталкиваясь, спотыкаясь, падая, влетая на ходу в мусорные терриконы и выскакивая с другой стороны, носились анинэцкэ.
'Вот придет какой-нибудь покупатель, весь из себя важный, посмотрит, какой бардак у него под ногами творится, и уйдет, рожу скривив! И не вернется больше! Чистоплюй хренов! У самого-то дома, поди, тараканы по столу пачками ходят и пыль под кроватью толще одеяла, а здесь еще туда же! Мусор наш ему не по вкусу! А вот пень тебе горелый - я сейчас тут марафет-то наведу, позадирай-ка еще нос, попробуй!'
Сердито показав язык воображаемому хреновому чистоплюю, Агафон подхватил с одного из стеллажей огромную корзину, с пола - свои орудия труда, и устремился наводить порядок.
Если бы старик Броше видел, как практикант грязным веником отметает со своего пути коллекционные анинэцкэ, точно рассыпавшийся горох, как, поднимая пыль до потолка, загребает в корзину руками и совком то, что недавно называлось гордым словом 'артефакты', как доламывает то, что торчало, и утаптывает то, что не помещалось - он бы прослезился [13] .
Умяв с треском и скрежетом то, что помещаться в корзине отказывалось наотрез [14] , студиозус окинул взором торговый зал: чем бы связать ручки, чтобы дотащить всё за одну ходку?.. Измочаленный шнур от портьеры, сразу не замеченный им под шкафом, на чистом полу моментально бросился в глаза.
13
Не исключено, что над хладным трупом Агафона.
14
Иногда настойчиво протестуя словом и делом.