Unknown
Шрифт:
Шарль с горькой усмешкой покачал головой.
– Это был бы ваш величайший дар, матушка, не узнай я, что это всего-то ваш дар… Я же поверил. Правда, поверил! Я подумал – вот она, дева от народа, которая пришла сказать, что помазанник Божий есть во мне, и в него верят! Что победа возможна, а с нею возможно и то, о чём я тогда, в Шиноне, боялся даже мечтать! И вот оно, свершилось! Орлеан спасён! Потом Кресси, поход по Луаре к Реймсу, коронация… Вы, матушка, должны были лучше хранить вашу тайну. Но даже там, в походе, ещё была надежда на то, что всё получится так, как вы и хотели. Надо было сразу убрать эту Жанну. Увезти, спрятать, заставить прилюдно
Шарль отступил на шаг от мадам Иоланды и почти прошептал:
– Но она осталась.
Потом вдруг грохнул кулаком по столу и закричал по-бабьи, истерично:
– Она осталась! И требовала, требовала, требовала!!! А потом увела Алансона и всё войско под Париж! А я, коронованный помазанник Божий, остался, как дешёвый «экю», с которым благородный рыцарь воевать не пойдёт! И всё…
Он запнулся, поискал глазами кувшин с вином и не найдя, жадно выпил воду для рук прямо с цветками лаванды, которые в ней плавали. После этого немного успокоился, судя по тому, что голос его стал снова тихий, почти плаксивый.
– Вы же сами видели, как заносчиво она стала говорить со мной… Даже если вы, матушка, ничего не сказали Жанне о её происхождении, то это сделал Алансон, я уверен…
– Нет…
– Не перебивайте меня! – снова закричал Шарль. – Дайте уже высказаться самому! Хоть раз! И даже если я ошибаюсь, это уже ничего не значит! Ваша Жанна слышала чьи-то там голоса, но этого могло ведь и не быть на самом деле. Зато я действительно слышал голос! И это был глас Божий, который сказал мне: «Ты, и только ты!» И теперь я могу ошибаться, заблуждаться, могу догадываться, могу видеть самую суть и не видеть её же… Я теперь КОРОЛЬ! Я избран не случаем, не придворными интригами и не этим народом, который чувствует только собственный голод, собственную бедность, несчастья, похоть – всё только своё, понимаете?! Меня призвал Господь для миссии более сложной и долговременной, чем та, которую все приписывали этой вашей Жанне! И я никому не позволю мешать мне!!!
Внезапно, пугая герцогиню, Шарль заплакал. Это было в равной степени неожиданно и страшно. Шарль плакал со злостью человека, обманутого в своих ожиданиях, постоянно повторяя сквозь слёзы: «Я помазанник Божий! Только я…». И мадам Иоланда вдруг похолодела. «Он ни за что не выкупит ни Жанну, ни Клод… – догадалась она. – Он не просто их не спасёт – он хочет, чтобы они погибли… Особенно Клод. Потому что соперница в праве на трон – это одно, а соперница в праве на Божье откровение – откровенная угроза тому единственному, за что он ещё цепляется, чтобы быть королём, а не считаться таковым… О. Господи! Он снова хочет убедиться в том, что достоин своего права!..»
– Шарль, – ласково произнесла герцогиня, – дорогой мой сын… Мне жаль, что я забрала вас у матери так поздно. Не прилагая к тому усилий, она воспитала в вас то, что ни я, ни граф Бернар так и не смогли переломить. Вы по-прежнему мальчик, ищущий любви и уверенности в себе. Но избранный путь не даст вам того, что вы ищете, зато я знаю путь другой, который всё вам вернёт.
Шарль перестал всхлипывать. Он замер и слушал, не глядя на «матушку», но в его напряженной позе она ошибочно усмотрела желание понять и снова её послушаться.
– Выкупите Жанну, сын мой. Это ещё не поздно сделать. Выкупите хотя бы её и явите всему миру своё великодушие. Вам нечего бояться – я увезу Жанну
– О той Господь позаботится, если всё так, как вы говорите, – перебил Шарль.
Он выпрямился. И, хотя следы слёз ещё оставались на лице, глаза уже были сухи и полны разочарования.
– Плохой совет, мадам, очень плохой. А ведь когда-то я считал вас всемогущей…
От рыдающего, неуверенного в себе человека не осталось ни следа. На герцогиню смотрел холодный, недосягаемый властелин, не нуждающийся больше ни в чьих советах.
– Я решил, что с вашей Жанной всё будет куда лучше в плену. Английскому королю нужен какой-никакой процесс над ней, и я, с Божьей помощью, уже позаботился о том, чтобы этот их процесс вышел никакой. А потом Амедей Савойский обещал спрятать её в замке Монроттье, под надзором Пьера де Монтона. Чудесный человек! Поверенный во все дела герцога. Он позаботиться о Жанне, чтобы выпустить, когда страсти улягутся, позабудутся, и будут заключены все необходимые перемирия и союзы. Уверен, там запоры надёжнее Сомюрских. А мне надо всего несколько лет, чтобы возвращение Жанны перестало играть для меня какую-либо роль. Но другая девица… Тут забудьте! В её бы интересах оставаться простой крестьянкой. Но, коль скоро все вокруг убеждены, что она Божья посланница, а я, как помазанник Его ни в каких посланцах уже не нуждаюсь, значит, послана она по чью-то другую душу. И, кто знает, не уготовил ли ей сам Господь участь мученицы?
– Она послана всем нам, Шарль!
– Тем более! Я один не могу быть ответственен за судьбу той, которую вы готовы окрестить Спасительницей! Пусть Господь сам решает её судьбу через герцога Филиппа. А я охотно подчинюсь любому решению.
Мадам Иоланда опустила голову. Она ошиблась – Шарль ни в чём уже не хотел убедиться. Он просто стремился даже близко не подпустить к себе ту, которая могла бы снова его затмить. Он помешался на этом, и говорить что-то ещё совершенно бессмысленно.
– Я всегда хотела вам только добра, сын мой, – пробормотала герцогиня.
– Знаю, – равнодушно ответил Шарль. – Знаю и ценю это. Ценю настолько, что уже предложил в супруги английскому королю вашу лотарингскую внучку Мари. Думаю, эта партия откроет новое, безграничное поле деятельности для вас, матушка, и даже наш Рене от такого союза не откажется. Кстати, как он? Всё воюет с Водемонами?
Мадам Иоланда не смогла даже кивнуть в ответ. Ей снова показалось, что все звуки вокруг растворились в густой, как патока, тишине.
О, нет, Шарль не помешанный! Он, действительно, стал, наконец, королём – почти таким, как она и хотела – и только что откровенно купил её покорность. Причём, сделал это блистательно, в точно рассчитанный момент, так что все его истерики и слёзы показались герцогине тоже тонко рассчитанным действом. А может, (чем чёрт ни шутит, она же сама его обучала!), может, всё это он продумал уже давно?
– Кто вам всё рассказал о Жанне, Шарль? – внезапно спросила герцогиня.
– Кто? – переспросил Шарль. – Разве это важно?
Он неторопливо подошёл, посмотрел без насмешки и издёвки.
– Зачем вам это знать, матушка, теперь, когда все ваши планы рухнули?
Не говоря ни слова, мадам Иоланда поклонилась. Потом глухо спросила нужна ли она ещё его величеству, или ей позволено будет удалиться? На что Шарль церемонно ответил, что более её светлость не задерживает. Но у самых дверей мадам Иоланда услышала вдруг, что он смеётся. Она обернулась.