Unknown
Шрифт:
– Знаете, матушка, что мне больше всего нравится в этой истории?
– Знаю, Шарль, – тихо ответила герцогиня, берясь за дверную скобу. – Вас радует то, что я, наконец, ошиблась.
* * *
Она степенно вышла за двери. Медленно и, как всегда величественно, прошла несколько шагов по коридору, где стояли стражники и несколько дворян из свиты короля. Немного помедлила, любезно всем улыбнулась, потом, не стирая с лица улыбки, прошла сквозь строй придворных, толпившихся перед приёмной. Старательно отвечала на поклоны и преувеличенно любезно подавалась вперёд, слушая обращённые к ней, то ли
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мадам Иоланда добралась, наконец до выхода в галерею, где её никто не мог видеть. Она готова была побежать к своим покоям, как только пройдёт мимо ещё вон тех трёх господ, которых какой-то чёрт сюда занёс… И, что им тут нужно, в самом деле?!
Герцогиня снова растянула губы в фальшивой улыбке, намереваясь кивнуть и пройти мимо, но тут узнала в обернувшихся к ней господах Алансона, де Ре и Ла Ира. Они явно дожидались именно её, и улыбка на лице мадам Иоланды мгновенно увяла.
– Чего вы тут дожидаетесь? – рассердилась она. – Он ничего не хочет слушать, и не захочет никогда! Возвращайтесь в Анжу, Алансон, если не хотите снова оказаться под арестом. Вы, Ла Ир… Полагаю, на приказы вы плевать хотели, но послушайте, хотя бы, доброго совета: не пытайтесь поступить по совести – этого вам не простят. А вы, де Ре… Пожалуй, вы, маршал, можете проводить меня, если желаете. Но имейте в виду – о Жанне все разговоры теперь бессмысленны.
– Я провожу вашу светлость, – сквозь зубы процедил де Ре и двинулся за стремительно удалявшейся герцогиней.
Оставшиеся, потеряв дар речи от быстрых и коротких приказов герцогини, некоторое время смотрели им вслед. Потом Алансон, что есть силы, ударил кулаком в стену, а Ла Ир неспешно перекрестился и закатил глаза.
– Господи! – воскликнул он, – соверши для Ла Ира то, что ты хотел бы, чтобы Ла Ир совершил для тебя, если бы ты был Ла Иром, а Ла Ир Господом!
Алансон нервно дёрнул плечом.
– Как ты можешь паясничать?! Нашу честь изваляли в выгребной яме и запрещают утираться! Во всём этом даже Господь, стань он Ла Иром, хотел бы только одного…
– Того же, что и Ла Ир, даже не будь он Господом! – прорычал в ответ капитан.
Он посмотрел Алансону в глаза и отрицательно покачал головой.
– Я действительно плевать хотел на приказы, но тебя с собой не возьму, не проси. Поезжай в Анжер, как сказала мадам, и посиди там тихо какое-то время. Войска у тебя всё равно нет, а вот следить за тобой будут – это точно – во сто глаз!
– Как будто за тобой не будут! – фыркнул Алансон.
– А за мной пусть попробуют, – злобно оскалился Ла Ир. – Я воюю с бургундцами, с англичанами, с чертями из преисподней, и никого не касается, куда и зачам я веду своих людей! Воины должны сражаться, если не хотят закиснуть на соломе! И всякого, кто осмелиться мне перечить, я вот так вот…
Он поднёс к лицу Алансона широкую короткопалую ладонь и медленно, с кожаным скрипом своей истёртой перчатки, сдавил её в тугой кулак.
Алансон сжал губы. Почти с мольбой проговорил:
– Если у тебя получится… Если всё удастся, обещай, что сразу же дашь мне знать!
Ла Ир засмеялся и зыркнув по сторонам, спросил с притворным изумлением:
– Что получится? Чёрта в преисподней победить? Ну, так если получится, ты и сам узнаешь – такое пекло начнётся!..
Он повернулся, чтобы уйти, но Алансон схватил его за
– Всё-таки, дай знать, Виньоль! Ты должен понимать…
Ла Ир неторопливо покачал головой.
– Нет, Алансон, с некоторых пор я осознал, что никому ничего не должен. Только Жанне. Но ей мы все должны. Жаль, не все рвутся долг отдавать.
– Ты сам не берёшь меня с собой!
– И не возьму. Слышал, что сказала мадам? «Возвращайся в Анжер, Алансон!». А когда мадам так говорит… я имею в виду, когда она так злится, лучше делать, как она говорит.
Алансон снова фыркнул. Но Ла Ир приблизил к нему лицо и сипло выдохнул:
– А ещё лучше, не мешать мне, когда злюсь я… Так что, прости, Алансон. И возвращайся в Анжер!
Тем временем, на другом конце той же самой галереи, де Ре, выслушав всего несколько фраз, произнесённых мадам Иоландой, молча, но благодарно ей кивнул и быстро пошёл вон, так и не проводив герцогиню до её покоев.
Впрочем, она и не ждала, что проводит. Самой требовалось собраться с мыслями и срочно, не упуская ничего, сделать несколько распоряжений.
Первым делом герцогиня отослала в Сомюр секретаря, чья надёжность стала вызывать сомнения. Потом сама, опасаясь прибегать к помощи фрейлин или какой бы то ни было прислуги, достала бумагу, писчие принадлежности и села писать письмо для Рене.
«Не смей сюда приезжать! – торопливо выводила она, цепляя пером за неровности на бумаге, раздражалась, зло толкала перо в чернильницу и, роняя кляксы, снова писала: – Занимайся своей тяжбой и ни во что больше не вмешивайся! Дело с Жанной закончено – Шарль стал королём, как мы и хотели, и уже устроил будущее Анжу лучше, чем можно было мечтать! Поэтому теперь нам следует быть особенно осторожными, чтобы не дать повод заподозрить кого-то из семьи даже в желании чихнуть без воли короля! Напиши герцогу Карлу – пусть отошлёт отца Мигеля из страны в какую-нибудь общину в Германию или в Брабант. Отправь надёжных людей в Вокулёр, чтобы внушили Бодрикуру, что и как отвечать, если вдруг приедут и станут спрашивать о Жанне! (Пусть твердит, что уверовал в чудо…) Вспомни всех, кто мог бы свидетельствовать о твоей причастности к этому делу и спрячь, убери их так, как считаешь нужным! Сам, если надо, сдайся в плен – я тебя выкуплю, когда всё тут уляжется! Но, Бога ради, не наделай глупостей! Участь девочек пока не так уж страшна, а нам сейчас главное закрепить безопасность Анжу…»
Она писала долго, вроде бы убеждая сына, но более всего себя саму. Истратила ещё один лист, рисуя перспективы, которые откроются перед ними, если договор о браке маленькой Мари и английского короля будет заключён. Но, когда письмо уже было почти закончено, успокоенная деятельностью ума рука герцогини дрогнула и, словно сама собой, вывела в конце: «Прости…» вместо прощания.
Август выдался жарким и волнительным. Вялые переговоры о выкупе грозили совсем затянуться из-за того, что Люксембургский бастард вдруг заупрямился, считая, свою долю слишком заниженной против доли герцога Бургундского. Дескать, это он, Люксембург, несёт расходы по содержанию пленницы и желал бы их компенсировать. Плюс к тому, из его доли следует выплатить что-то и тому капитану, который первым сдёрнул Жанну с седла и, который имеет полное право на часть выкупа! А ещё ему не нравилось, что в окрестностях Боревуара рыщет большой отряд французов, избавляться от которого следовало бы всем заинтересованным сторонам вместе, если, конечно, заинтересованные стороны не намерены потерять ценную пленницу по каким-то своим политическим соображениям.