Унтер-офицер Истомин. Красно-белые волны в Царицыне и окрест
Шрифт:
– Через полторы версты поле справа. На другом конце племянник расстроился, место есть. Скажите, от тётки Матрёны с выселков.
На громкий стук отозвался старческий голос. Ворота без скрипа распахнулись и Носович въехал в просторный двор, окружённый хлевом, конюшней и сараями.
– Иван! – крикнул старик. – Служивый с Киева на ночь просится. Принять надоть.
Сын показал на сарай. Носович снял с Малы седло, растёр соломой спину, помассировал ноги и приступил к тщательной уборке, давая по два-три глотка воды каждые пять минут.
– Изволите говорить,
– Вот вам лекарство от революции! Получай! – через голову по спине ударил симпатичную молодую революционерку. Та беззвучно опустилась на пол, потеряв сознание. Нападавшие в панике бежали, а Носович спрятал девушку у себя, чтобы не арестовала полиция.
– Чего там в Киеве? – продолжал вкрадчиво интересоваться Иван.
– Неспокойно, – осторожно ответил Носович, насыпал Мале овса и развязал свои припасы.
– Извольте в дом, повечерим. – Иван повесил огромный замок и спустил дворового пса. – Как спать изволите, я Вашу кобылку во-вторях напою, овса подсыплю да сенца брошу. Поутру весело пойдёт.
Изба была необыкновенной чистоты, просторная, с вышитыми занавесками на широких окнах. Хозяйка угощала блинами столь вкусными, что Носович не мог себя сдержать, смазывая то маслом, то сметаной.
– Дозвольте спросить, не будете ли господином офицером? – всё также тихо и мягко продолжал расспрашивать Иван.
Носович вздрогнул. Неужели так заметно даже в солдатской шинели? Врать гостеприимным хозяевам не хотелось, но и раскрываться не следовало.
– Эх, кто ж теперь не офицер! Все нонче позаделались не ниже прапоров, – попытался изобразить унтер-офицера из простых, но получилось наигранно, с врождённой лёгкой картавостью.
– Изволили быть командиром 466-го Малмыжского полка? А я, Ваше Превосходительство, конный разведчик 465-го Уржумского. Возил Вам пакеты. У Прохорова Николая, денщика Вашего, останавливался. Сразу признал седло у кобылки-то да как по-особенному растирали, убирали, по глоткам поили. Всё распознал. А когда бригаду получили, я к Николаю прощаться приезжал. Видел, как старые малмыжцы чинно провожали Вас. Только не извольте сумлеваться, знаю, какие нонче времена, никому об Вас не скажу. Тутки немчура кругом, так я поутру околью проведу.
Ещё засветло хозяйка напоила чаем, дала с собой лепёшек и благословила семейной иконой “на подвиг ратный”. Вёрст двадцать ехали по подлескам и рощам. Под дубом сделали привал, пообедали и
– Военный, – догадался генерал. – Вооружён? Один или отряд? Русский или немец? Если немцы, представлюсь полковником Кирилловым Уланского полка, еду в собственное имение Васильевку Кобеляцкого уезда Полтавской губернии. Николай погиб на фронте три года назад, но откуда им знать! Отнесутся благосклонно – возвращают отобранные революционерами имения. – Направил Малу левее того места, где скрылась фигура. Раз военный, то переползёт в сторону, обыкновенно по ведущей руке. Если правша, то поползёт вправо. Правшей раз в двадцать больше, чем левшей, значит, берём влево. Как учил профессор Снесарев на занятиях по практической статистике, вероятность правильного решения 95 процентов. Мала остановилась перед тремя сросшимися кустами. Поднялся молодой человек в русской офицерской шинели. – Как ты похож на отца! Воевали вместе.
– Прошу в гости, помянем.
На рассвете Носович был уже под Прилуками. В городе шёл бой. Ночлег пришлось искать в деревне. У богатой избы стояли шестеро парней лет двадцати, плевали семечки.
– Кто сын хозяина? Спроси у отца можно переночевать?!
Парни не торопясь, презрительно осмотрели богатое седло и Малу. Один нехотя пошёл во двор. Вышли мать и бабушка.
– Во фронте ишо кормилец наш.
– Но ты ночуй.
Носович отвёл Малу в сарай и приступил к уборке. Парни наблюдали со двора, подозрительно перешёптываясь. Генерал приготовился выхватить браунинг из-под полы мундира. Парни вошли в сарай. Носович незаметно положил в карман коробку с 25 патронами, в другой три запасные обоймы.
– 47 выстрелов, вполне хватит, – успокоил себя, ногой пододвинул ось от телеги и решил ночевать в сарае. – Придётся не спать.
– Пойдём в хату вечерять, – во двор вышла мать. – Сидай рядком, а то парни балованные, управы нетуть, – прошептала на крыльце. – В хате я хозяйка, а в сараях они. Видал, ворота запёрли! На кобылке ужо не уйтить. А из избы в окно да через забор!
– До Сум двести вёрст. Пешком шесть дней, на Мале два, – подумал Носович. – Не оставлю её! Нет, жизнь дороже. – Сел в угол под образа между бабушкой и внучкой лет десяти. – Фланги прикрыты! Не обойдут, в спину не пальнут.
– Под образа сел жид пархатый! – воскликнул внук. – Убить христопродавца!
Носович понял, чем так не понравился парням:
– Имеете ввиду мою лёгкую картавость? Так сие от православно-дворянского происхождения и уроков французского.
– А ну, малая, геть из-за стола!
Внучка залилась слезами и выбежала из хаты.
– Мадам, Вам лучше уйти, – обратился Носович в бабушке.
– А ну сам геть отсель, супостат окаянный! – закричала на внука старушка. – Ишь, хозяином сделался!