Unwonderland
Шрифт:
На прикроватной тумбе стоял ящик Андерсена, устройство для зарядки артефактов: деревянная коробка размером с пишущую машинку с прорезью для карточки и пятью круглыми кнопками на лакированной крышке, для пальцев. Этот экземпляр был очень красив: крышка из красного дерева, отделка серебром, боковины обшиты темно-бордовым бархатом. Кажется, раньше у этих квартирантов ящик Андерсена был новый и обычный, алюминиевый.
– Какой у них интересный ретро-вариант, – заметила Ингрид, пока прикрепляла датчики к бокам прибора. Вздохнула, огляделась по сторонам: здесь, наверное, хорошо просыпаться утром. Окна на восток, много солнца…
– У них
– Если зачаровать, то да, – согласилась я, – а так…
– Церкви и храмы очень энергетичны, – перебил он.
– Это потому, что здания древние – они накопили энергию с момента постройки, и теперь мы можем ею пользоваться.
Майло странно посмотрел на меня. Я скептично относилась к суевериям, и он это прекрасно знал; я не осуждала верующих, остановившись где-то на полпути от агностиков в атеисты, но религия не была моей любимой темой для разговоров.
– Майло, – Ингрид громко захлопнула блокнот, – ты несешь ерунду. Я, кстати, говорила, что мало ящиков? На самом деле слишком много. Нагрузка на сеть мощная, на наш район канал от завода слабый…
– …поэтому зарядка производится медленно и с ошибками, – я села в крутящееся кресло и прокатилась вперед-назад, отталкиваясь рукой от выложенной из кирпича барной стойки. – И как люди доверяют нам свои жилища? Мало ли, что мы тут можем устроить.
Ингрид улыбнулась. Майло переводил непонимающий взгляд с меня на нее, но нам обеим неохота было делиться той древней историей про роскошную вечеринку, которую мы устроили в одной из квартир на обходе. Про нее так никто и не узнал, поскольку следы мы замели мастерски. Странно, когда я вспоминаю о том вечере, мне кажется, что квартира была заброшена: старый дом на окраине города, практиканты под началом преподавателя устанавливают свои первые датчики, сканируют фон и ведут отчетность, а затем учителя вызывают в Комитет – и практиканты используют это время, чтобы нарушить все правила работы контролера. Мы рылись по ящикам и шкафам, включали телевизор и музыкальный центр, пользовались туалетом и ванной. Нами двигали не хулиганские мотивы или желание самоутвердиться, а простое любопытство. Я осознала тогда всю сложность компромисса, на который пошли люди, чтобы сделать магию такой доступной в быту. Разместить в каждой крепости по бочке с порохом ценой того, чтобы ежедневно кто-то стоял за дверью или входил, проверяя, сух ли порох.
– С чего вообще эта проверка? Она ведь внеочередная, – заметила я. Ингрид закатила глаза:
– Указание самого Андерсена, ты представь только. Отец всей современной магической техники лично постановил проверки всех систем – ящиков, банкоматов, заводов и так далее. Ты же знаешь, у всех этих именитых старичков раз в полгода начинается истерия под названием «Террористы не дремлют!».
– По-моему, они читают те же комиксы про магических мутантов, что наш Марек, – усмехнулась я. Майло отошел от нас на кухню, налил из-под крана воды в стакан и медленно ее пил, мрачно глядя в окно. – Я сто лет не смотрела новости ни в Интернете, ни по телевизору. И не заметила, чтобы в мире что-то сильно поменялось.
Ингрид наконец открепила датчики от ящика, записала данные в планшет и сунула датчики и блокнот в сумку.
– Знаешь, что я думаю? – спросила она. – Просто все эти золотые старички, гении разума, лелеют смутную надежду, что с их замечательной магией
Я открыла дверь из квартиры, и мы с Ингрид вышли в коридор.
– Майло, идем, – прикрикнула я. Напарник неторопливо догнал нас.
Я могла бы ориентироваться в этом подъезде с закрытыми глазами. Каждая щербинка на стене или выбоина на ступеньках были выучены давным-давно. Даже запахи квартир, в которые мы заходили, не менялись. Оставались такими же знакомо-чуждыми.
После проверки пятого ящика, Ингрид нахмурилась над планшетом.
– Чем выше мы поднимаемся, тем температура ящиков ниже. Странновато.
– Как такое вообще возможно? – спросила я.
– Температура ящиков зависит исключительно от окружающей среды. Все энергетические параметры, всё, что связано с магией, на такое влиять не может.
– Но влияет же, – раздраженно заявил Майло. Он с грохотом поставил ящик, который до того держал в руках, обратно на письменный стол. – Может, ты неправильно замерила или приборы бракованные?
– Я проверила данные по нескольку раз, – Ингрид мрачно взглянула на него исподлобья.
– Ты что, никогда такого раньше не видела? Может, ты пропустила лекцию про это в колледже?
Ингрид поджала губы. Это недобрый знак – она в ярости и с трудом себя сдерживает.
– Напомни мне, пожалуйста, когда именно я спросила твоего мнения по этому вопросу? —процедила она. – Ведь мнение человека, который даже свое имя без ошибки написать не может, очень для меня важно.
Майло стал красным, как помидор. Он не казался человеком здоровым и был постарше нас; я немного испугалась.
– Ребята, не надо, – я взяла подругу за плечо, – всё нормально. Мы сейчас пойдем в Комитет и поговорим с Пройссом…
– Счастливо, – Майло вышел из квартиры и хлопнул дверью.
– Ничего себе, – пробормотала я. Ингрид расслабилась:
– И хорошо, что он ушел. Не стоит его брать на подобные обходы.
– Почему это?
– А то ты сама не знаешь, – Хвальковска покусала нижнюю губу. – Ладно, я была резка с твоим напарником. Непрофессионально получилось.
– Майло и сам напрасно цеплялся к тебе, – ответила я, – ты же знаешь, он обычно молчаливый. Что-то не то с ним происходит.
***
– Я не могу вам сказать, почему так вышло. Температура внутри помещений стабильна по этажам, а в приборах разная, – шеф еще раз бегло просмотрел распечатку и положил в стопку бумаг на краю стола. – Я передам рапорт в Центральный Краковский Комитет, а они уже будут решать, что делать дальше.
– Я знаю, что подобные аномалии бывали, – Ингрид выпрямилась на стуле и посмотрела на Пройсса с невероятной тоской. – Но сама с этим не сталкивалась. А теперь…
Пройсс взглянул искоса на меня – я расположилась у шкафа с книгами и надеялась, что всем своим видом выражаю нетерпение.
– А теперь один из классиков современной магической науки скучает на пенсии, – отрезал Пройсс. Ему самому до пенсии оставалось не так много – он был из тех чуть лысеющих и чуть подрасплывшихся, но крепких мужчин, которые способны находить удовлетворение в любом возрасте и на любой работе, и быть главой второстепенного нестоличного Комитета Пройсса вполне устраивало.