Шрифт:
Глава 1 : Начло
Мне было 7 лет, когда я впервые услышал этот миф-байку, но, будто это было вчера, я помню каждое слово, сказанное устами моего дедушки Рина. О, рассказывать он мог как никто иной: его речь обретала крылья поэта, особенно когда он принимал виски собственной выдержки. Он описывал истории в таких деталях, будто говорил о собственных переживаниях. Но, как я уже сказал, в тот день он решил рассказать байку, о которой знали взрослые, а дети её боялись!
– А теперь, Сальм, садись поудобнее, пришло время рассказать тебе историю, которую
– Дедушка Рин, об Истрии узнают в определённом возрасте?
– Мне было 9, когда мой отец рассказал её мне.
– Но мне только 7!
– Ничего, я буду краток и осторожен с сюжетом, – ответил он, махнув рукой. Затем схватил рюмку бренди, как будто искал в ней вдохновение, и залпом выпил. Ударив рюмкой о стол, он вздрогнул и пробормотал: – Хм, о чём же я?
– Ты хотел рассказать мне историю, которую рассказал тебе твой папа, – подсказал я, стараясь сдержать нетерпение.
– Да, да, помню. Это не совсем история, Сальм. Это легенда, которую каждый уважающий себя житель Глазго передаёт по наследству.
Его голос стал серьёзным, и я почувствовал, как что-то ледяное пробежало по моей спине.
– Сальм, прикрой дверь, прежде чем я начну рассказывать.
Я встал, подошёл к двери и прикрыл её, оглянувшись на дедушку. Помню это, будто всё происходит сейчас: за окном начинало темнеть, родители ушли в спальню отдыхать, а тишина в доме казалась какой-то особенно густой. Моя сестра Тина, старшая в семье, тогда была уже подростком – ей было 13. Родители, Стивен и Эшли Дэвидсоны были фермерами, работали от зари до заката, отдыхали редко, и это был один из таких вечеров.
Жили мы в окрестности Глазго,
Дед Рин поднял глаза, его взгляд был мрачным, как потемневшее небо за окном. Он тяжело вздохнул, словно собираясь пересечь границу между реальностью и воспоминаниями, и начал:
– Есть в Глазго одна легенда… Легенда о поезде душ. Говорят, он приходит только в самую глубокую ночь, когда даже ветер замирает, и рельсы дрожат под невидимыми вагонами. Но это не обычный поезд, Сальм. Нет. Он приходит не за телами, а за тем, что в нас самое ценное, – за душами.
Его слова звучали так глухо, будто шли не из его рта, а из самой темноты, окружающей нас. Я не мог оторвать взгляда от дедушки, моё сердце забилось чаще, а ладони вспотели.
– Ты, наверное, думаешь, что это сказка, чтобы пугать детей? – он наклонился ближе, и его лицо осветила тень от лампы, делая его похожим на странного старинного портретного героя. – Но я видел его. Видел, как поезд, издавая глубокий гул, собрал всех, кто однажды не нашёл своего места в этом мире.
Я замер, поражённый этими словами, и почувствовал, как в груди разгорается смесь любопытства и страха.
– Что происходит с этими душами? – спросил я шёпотом, почти боясь услышать ответ.
Дедушка откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, словно переживая что-то вновь. Его лицо на мгновение
– Говорят, те, кто садится в этот поезд, не возвращаются. Вагоны пусты, но их можно услышать. Гул, скрежет, отголоски голосов… Это не поезд, а сама смерть в движении. И если ты услышишь его сигнал, помни: никогда не смотри в сторону рельсов, никогда не иди на этот звук.
Его голос затих, и в комнате наступила тишина, такая густая, что я слышал, как трещит огонь в камине. Я почувствовал, как мороз пробежал по моей спине, и попытался пошевелиться, но не смог.
– Но, дедушка… – начал я, не зная, что сказать.
– Не бойся, Сальм, – перебил он, натягивая слабую, но успокаивающую улыбку. – Эта история – лишь предостережение. Лишь напоминание о том, что терять надежду – всё равно что шагнуть на эти невидимые рельсы.
Его слова отдались эхом в моей голове, и я понял, что дедушка говорил что-то большее, чем просто миф. Эта легенда была не просто историей. В ней звучала истина, которую я ещё не мог постичь.
Дни сменялись ночами, недели тянулись, месяцы проходили, а я, Сальман Дэвидсон, никак не мог забыть историю, которую мне рассказал дедушка Рины. Она словно запечатлелась в моей памяти, накрепко, будто заклинание.
Я не знал, почему эта история так сильно зацепила меня. Может, дело было в том, как он рассказывал – его голос, спокойный, но в то же время полный какого-то скрытого смысла, словно каждое слово было больше, чем просто звук. Или, может, дело в самом содержании – в тех странных, почти нереальных событиях, о которых он говорил.
Словно это была не просто сказка, а нечто большее. Может, тайна? Или предупреждение? Я ловил себя на том, что снова и снова возвращаюсь к его словам, прокручиваю их в голове, пытаясь понять, что именно так зацепило меня.
Глава 2: Жизнь на окраине
Моя жизнь была размеренной, хотя и не совсем обычной, как, наверное, у большинства детей, выросших на ферме. Мы жили в старом доме, стоявшем у подножия холмов, в трёх милях от ближайшего городка. Глазго казался чем-то далеким и недосягаемым – величественным городом, в котором кипела жизнь, но куда мы выбирались лишь раз или два в год. Наша семья была простой и трудолюбивой: отец, мать, моя старшая сестра Тина и я, Сальман Дэвидсон.
Мои родители редко находили время для разговоров. Отец уходил на рассвете работать в поле, а мама почти весь день проводила на кухне, следя за домашним хозяйством. Иногда они даже, казалось, забывали, что у них есть дети. Не то чтобы они нас не любили, просто работа всегда была на первом месте. Тина, как старшая, часто брала на себя роль взрослого: проверяла мои уроки, учила нас с мамой шить, а ещё читала мне по вечерам.
Но, несмотря на всю её заботу, мы не были близки. Тина всегда была слишком серьёзной. Её интересовали только её дневник, старинные книги, которые она брала у нашей тётушки в Глазго, и, как я позже понял, собственные мечты о другой жизни.