Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Шрёдер Элис

И все-таки главное внимание Баффет уделял Salomon. Вкупе с другими случившимися раньше скандалами — Айвэном Боэски, Майклом Милкеном из Drexel Burnham Lambert — афера Salomon создавала впечатление, что обитатели Уолл-стрит насквозь коррумпированы. Вслед за выступлением Баффетом в Конгрессе последовали признания еще нескольких брокерских компаний³⁵. К тому времени следователи в Salomon уже обнаружили, что Мозер восемь раз делал фальшивые предложения от имени клиентов или, увеличивая ставки клиентов, переводил дополнительные облигации на счет Salomon, никого не информируя об этом. В четырех случаях он смог собрать больше трех четвертей всех выпущенных долговых обязательств³⁶. Когда «охота на ведьм» стала набирать обороты, Баффет

пошел на риск. На заседании совета директоров он возглавил обсуждение. «Почему Salomon должна платить юристам Джона Гутфрейнда за то, чтобы он защищали нас?» — таков был смысл его вопросов³⁷. Почти единогласно были приняты два неожиданных решения: никаких выходных пособий и резкое сокращение гонораров юристов бывших менеджеров⁴²².

Теперь драма разворачивалась вокруг двух моментов: сохранит ли Salomon статус ведущего дилера Федеральной резервной системы и будет ли возбуждено против нее уголовное дело. У ФРС не было подходящей для этой ситуации опции временного отзыва лицензии: «Это как казнить кого-то, а потом пытаться оживить», — заметил глава ФРС Алан Гринспен. В октябре ФРС серьезно рассматривала возможность банкротства Salomon. Решение о сохранении компании могло бы вызвать нападки политиков как справа, так и слева³⁸. ⁴²³

Федеральные прокуроры считали, что у них достаточно оснований для возбуждения дела. Гэри Нафталис, юридический советник по уголовным делам Salomon, сказал, что в случае возбуждения дела весьма вероятно вынесение обвинительного приговора. По понятным причинам каждый сотрудник стремился изо всех сил помочь компании избежать уголовного преследования. Пока такая возможность существовала, над головой Salomon висел дамоклов меч, о чем прекрасно знали клиенты. Но Нафталис не торопился. Промедление он объяснял тем, что если действовать быстро, решение, скорее всего, будет вынесено в пользу возбуждения дела, тогда как, потянув время, можно попытаться пролоббировать интересы компании и убедить прокуроров в том, что Salomon не заслуживает уголовного преследования. Кроме того, у Salomon будет время для того, чтобы продемонстрировать свою готовность в полной мере сотрудничать со следствием, и это также снизит вероятность возбуждения дела³⁹.

После трех месяцев работы по реформированию Денхам отвел Баффета, Нафта-лиса, Олсона и Фрэнка Баррона в секретное место, выбранное по настоянию федерального прокурора Обермайера, — в St. Andrew’s Plaza рядом с городским советом. Это была последняя попытка убедить Обермайера и его юристов в том, что дело возбуждать не стоит⁴⁰.

Будучи прокурором старой школы, питающим огромное уважение к закону и традициям федеральной прокуратуры, Обермайер долго размышлял над тем, как ему поступить, и в конце концов признал уникальность этого случая. «Это не похоже на дело о нападении на нью-йоркское метро», — заметил Обермайер. В самом деле, он «подозрительно часто» звонил Джерри Корригану, чтобы узнать детали работы фондового рынка, разницу между двухлетними и тридцатилетними облигациями, частоту аукционов и правила их проведения⁴¹.

Сидя перед Обермайером в небольшой комнате для совещаний, Баффет старался все ему объяснить. Он пытался убедить собеседника в том, о чем много раз уже говорил, — если дело будет возбуждено, то компания не выживет. Обермайер в ответ привел пример Chrysler, которая выжила после уголовного преследования⁴². Разница между компанией, продающей конкретный продукт, и фирмой, которая покупает и продает обещания, записанные на бумаге, вначале была ему нейонятна. Баффет упирал на судьбу простых сотрудников, которые останутся без работы, если компания обанкротится. Он клялся, что не намерен в обозримом будущем продавать свои акции Salomon и что его люди продолжат управлять компанией. Он объяснил смысл преобразований, проведенных в последние месяцы. Все это произвело на Обермайера впечатление, но он по-прежнему был настроен скептически⁴³. Руководители Salomon

возвращались к себе в офис, совершенно не представляя, добились они своего или нет.

К середине зимы проблема сохранения статуса Salomon как ведущего дилера ФРС по-прежнему оставалась нерешенной. У компании не было права торговать от имени клиентов, и федеральное казначейство в любой момент могло отменить сделку. Под угрозой корпоративного уголовного преследования Баффет и Мохан пытались доказать, что компания достойна того, чтобы ее сохранили. Баффет на правах рекламы опубликовал в Wall Street Journal целую полосу, рассказывающую про новые стандарты Salomon⁴⁴.

«Я сказал, что мы будем искать людей, соответствующих нашим принципам, а не наоборот. Но это оказалось непросто».

День за днем Баффет впадал в тоску, наблюдая за роскошным образом жизни, который обитатели Уолл-стрит воспринимали как само собой разумеющийся. Кухня в столовой для топ-менеджеров по размерам напоминала нью-йоркский ресторан, ею руководил шеф-повар, обучавшийся в Кулинарном институте Америки. В его подчинении были шеф-повар кондитер, помощники, помощники помощников повара. Служащие могли заказать на обед «все, что только существует на земле»⁴⁵. В первый же день своего пребывания в Нью-Йорке Баффет получил приглашение от главы от одного из банков на ланч, с тем чтобы их личные повара могли посоревноваться. Представление же самого Баффета о способностях своего повара ограничивалось ежедневным заказом гамбургеров.

Разочарованный повар день за днем готовил для него домашние картофельные чипсы. Он чистил картошку, тонко нарезал ее и кидал в кипящее масло, пока ломтики не становились хрустящими. Великолепные картофельные чипсы пирамидой возвышались рядом с гамбургером на тарелке Баффета. А он рассеянно ел их, мечтая о картошке-фри из «Макдоналдса».

Для Баффета ресторан символизировал культуру Уолл-стрит, которую он считал отвратительной. Он родился в те годы, когда денег было меньше, а жизнь — неторопливее, и в дальнейшем старался сохранять этот темп. Уолл-стрит лопалась от денег, а жизнь на ней крутилась на пределе человеческих возможностей. Люди выходили из дома в пять утра и возвращались в девять-десять вечера. Работодатели осыпали их деньгами, но требовали взамен, чтобы люди каждую минуту выполняли свои функции, причем со скоростью ветряной мельницы. Когда-то, еще ребенком, Баффет был впечатлен сотрудником фондовой биржи, который вручную сворачивал сигары. Теперь это ему казалось удивительным.

«У них была парикмахерская внизу, и они даже не сказали мне о ней. Боялись того, что произойдет, когда я узнаю о ее существовании. Еще у них был парень, который приходил, чтобы почистить им обувь».

Менеджеры Salomon считали, как выразился один из них, что «Бог запрещает им поднимать что-то, кроме вилки». Поведение их нового руководителя-миллиардера, типичное для жителя сравнительно небольшого города, их шокировало. По дороге на игру в бридж Баффет однажды попросил водителя остановиться. Он выбрался из машины, пошел в ближайший магазин, а вернувшись через несколько минут, увидел водителя с отвисшей челюстью. Предметом его изумления служило то, что глава компании нес два больших мешка с гамбургерами и кока-колой⁴⁶. Это и был новый Salomon.

Поворотным пунктом в жизни новообращенной компании стала борьба вокруг зарплат. В начале осени Баффет сообщил, что урезает на 110 миллионов бонусный фонд. «Служащие, показывающие слабые результаты, должны ожидать соответствующего сокращения зарплат», — написал он⁴⁷. Ему это казалось простым и естественным. Вознаграждение должны получать сама компания и люди, которые приносят результат. Мохан согласился, что от выплаты бонусов надо отказаться. Сотрудники не могут рассчитывать на получение миллионов только потому, что на каждого из них записано по три дома и им нужно поддерживать достойный уровень жизни своих бывших жен⁴⁸. Но в этот раз Баффет ошибся в оценке человеческой натуры, когда сотрудники, привыкшие к денежному дождю в день выплаты бонусов, узнали, что теперь их работа будет оцениваться иначе.