Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира
Шрифт:
Контраст был слишком очевидным, чтобы его не замечать. Один из руководителей отдела регулирования денежных операций написал, что инвесторы вроде Баффета — всего лишь падшие ангелы, опозоренные, вытесненные с рынка в 1999 году бунтарями, не признающими традиционных законов инвестиций и подкрепляющими свои новые теории невероятными цифрами и расчетами4.
Баффет расстраивался из-за плохой прессы, но не стремился менять свою инвестиционную стратегию. Владельцы BRK, по всей видимости, выиграли бы, инвестируя в индекс рынка на протяжении минувших пяти лет — самой протяженной «засухи» в истории Berkshire. Его инвестиции в Coca-Cola, когда-то оцененные в 17,5 миллиарда долларов, сейчас принесли бы лишь 8,75 миллиарда. Его стремление оставить
В феврале 2000 года SEC отклонила просьбу Berkshire о сохранении конфиденциальности некоторых инвестиционных портфелей компании. Комиссия приняла решение, что в условиях стабильного рынка доступность информации важнее интересов инвесторов. Вместо того чтобы накапливать крупные пакеты акций компаний вроде American Express и Coca-Cola, Баффет только и успевал подбирать мелкие пакеты, пока не подтянулись желающие заработать на его прошлых успехах. Несмотря на то что он продолжал бороться, комиссия превратила его в Бена Грэхема, открывшего свои бухгалтерские книги всему миру. С этого момента основным вложением капитала для Berkshire стало бы приобретение целых компаний. Впрочем, это и так было любимым вложением Баффета. Стало сложнее вкладывать большие суммы в ценные бумаги. Конечно, это было обидно, ведь пресса ссылалась на него как на «бывшего лучшего инвестора планеты»6.
10 марта, на следующий день после того, как Гарри Ньютон заявил, что Баффету следует извиниться, в Wall Street Journal написали, что на новых технологиях зарабатывают все, кроме Баффета, упрямство которого привело к тому, что его акции упали в цене на 48 процентов в сравнении с пиковым значением7. Журнал сравнил его стратегию с поведением вышедшего на пенсию сотрудника AT&T, чей портфель вырос в цене на 35 процентов. «Вся эта чехарда с инвестициями в технологии — для дилетантов, уж точно не для Баффета. И слава богу»8.
За всю карьеру Баффета его способность здраво рассуждать и принимать решения не подвергалась такому испытанию, как в последние три года. Все показатели рынка кричали о том, что он не прав. Общество, пресса и даже некоторые его акционеры решили, что Баффет с его заплесневелыми представлениями о жизни совсем потерял нюх. Только внутренний стержень и привычка бороться за свои убеждения заставляли его держаться выбранного курса. Но это был все тот же постоянно нуждающийся в регулярной похвале человек, чувствительный к публичной критике. Он бежал со всех ног от любой попытки раскритиковать его и яростно боролся за свою репутацию, вокруг которой вращалась вся его жизнь.
Но в этот раз, несмотря на удары по его репутации, Баффет не сопротивлялся. Он не писал колонок, не выступал на заседаниях Конгресса с докладами об опасностях, подстерегающих рынок, не давал интервью, не говорил ничего в свою защиту и не требовал этого от своих заместителей. Он и Мангер продолжали вести диалог с акционерами Berkshire, говоря, что хотя рынок и переоценен, они не могут предсказать, как долго это продлится. В конце концов Баффет объяснил суть своих взглядов. Произнося мастерскую речь для элиты в Солнечной долине, он предсказал, что в ближайшие два десятилетия рынок не оправдает ожиданий инвесторов. Чуть позже он преобразовал речь в статью, опубликованную в журнале Forture, адресовав ее «простым инвесторам Джо и Джейн».
В свое время Баффету потребовалась огромная смелость, чтобы преодолеть свои страхи и попросить
11 марта, спустя двадцать четыре часа после замечания Wall Street Journal о том, что даже пенсионеры — лучшие инвесторы, чем Баффет, Berkshire опубликовала свой годовой отчет. Баффет поставил себе «двойку» за неумение распорядиться капиталом компании. Впрочем, он не сказал, что считает свое стремление избегать вложений в технологии ошибкой. Он просто пояснил инвесторам, что из-за своих огромных размеров Berkshire теперь будет расти достаточно «умеренно» по сравнению с ростом рынка. Он знал, что слово «умеренно» обязательно вызовет оживленные дебаты. Но его необходимо было произнести.
Кроме того, Баффет объявил, что ценность BRK настолько упала, что Berkshire думает о выкупе своих акций у инвесторов. Казалось, что Баффет вдруг превратился из ненасытной акулы в аскета, решив вернуть деньги акционерам, которым он десятилетиями не выплачивал дивиденды.
Во второй раз Баффет во всеуслышание объявил о своих дальнейших планах. Со времен «великого роспуска партнерства» в 1970 году он не говорил о покупке Berkshire Hathaway. Инвесторы вновь были вынуждены определиться, на чьей они стороне. На этот раз сообщение Баффета дошло до многих. Его готовность вкладывать деньги в ценные бумаги Berkshire привела к тому, что, прежде чем он успел купить хоть что-то, акции BRK выросли в цене на 24 процента.
На следующей же неделе NASDAQ, переполненный акциями интернет-компаний, предупредительно пошатнулся9. К концу апреля индекс обрушился на 31 процент, что стало одним из крупнейших падений в истории.
На Пасху Баффету было все безразлично: его согнуло пополам от боли. Он не мог в это поверить — слухи о его здоровье наконец-то подтвердились, причем перед важнейшим собранием акционеров. В три часа ночи Сьюзи-младшая отвезла его в больницу, и он провел там следующие несколько дней, ожидая, пока из почки не выйдет камень. Медсестры ходили туда-сюда и обращались к нему «Билл». Он недоумевал, но был слишком занят собственной болью, чтобы спросить почему. Несколько раз он в панике звонил Большой Сьюзи. Та отдыхала в Гранд-Лейк в компании университетских подружек и ничего не могла сделать10. Как только он почувствовал себя лучше, врач отправил его домой. Забравшая его из больницы дочь наконец объяснила отцу, что Баффет лежал в больнице под именем тестя, отсюда и обращение Билл.
Впрочем, Баффет почти сразу же был вынужден вернуться в больницу и лежать в ожидании, когда же выйдет этот чертов камень. Он снова ночами пил воду кружку за кружкой, пока это наконец не сработало. Но с этих пор ему пришлось волноваться еще об одной части тела, прежде его не беспокоившей, — ведь камни в почках имеют печальную тенденцию появляться снова и снова. «Водопровод барахлит, как же мне это не нравится. Вот что происходит, когда стареешь», — вспоминал он.
Он внимательно изучил все свои проблемы. Акции компании имели дурную репутацию — их спасло только его предложение о выкупе. На его самой крупной сделке, покупке General Re, казалось, лежало проклятие. Он все чаще думал о Coca-Cola. Как бизнес с таким неистребимым брендом мог так быстро понести колоссальный ущерб? Действительно ли это была вина старины Айвестера? А теперь к этим проблемам добавились еще и неприятности со здоровьем.
Он никак не мог «смыть в сточную трубу» мысль о собственной смертности11. Он так и не смирился со смертью отца и не нашел в себе сил выбрать достойный Говарда памятник. Он перевесил большой портрет Говарда на стену за своим письменным столом, и теперь он нависал над его головой. Бумаги Говарда лежали нетронутыми в подвале дома. Уоррен не мог собраться с духом и разобрать их. Каждый раз, когда он думал об этом, к глазам подступали слезы, и он боялся, что эмоции, которые он сдерживал последние тридцать пять лет, вырвутся наружу.