Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Шрёдер Элис

В оставшееся время последнего дня конференции гости Герберта Аллена либо решали в последний раз сыграть в теннис или гольф, либо направлялись к пруду, чтобы расслабленно поболтать. Баффет провел это время со старыми друзьями, наперебой поздравлявшими его с триумфальной речью. Сам же он полагал, что проделал вполне убедительную работу и смог раскачать аудиторию. В его речи не было директив и указаний, которые аудитория должна была бы записывать под диктовку.

Баффет, которому было приятно нравиться другим людям, обращал внимание на овации, а не на бормотание. Но менее лестная версия состояла в том, что огромное количество людей остались несогласными с ним.

Они считали, что рассуждения Баффета не учитывают нынешнего

технологического бума, и для них было очень странно, что он делает столь определенные прогнозы, которые совсем скоро покажут свою несостоятельность. В кулуарах шло постоянное бормотание: «Старый добрый Уоррен, он упустил свой поезд. Как же так получилось, что он не обратил внимания на технологии? Ведь он дружен с Биллом Гейтсом»¹⁷.

Вечером того же дня в помещении River Run Lodge, расположенном в нескольких километрах от конференц-зала, состоялся прощальный ужин. Гости вновь расселись по местам в соответствии с каким-то незримым планом. Герберт Аллен выступил с речью, поблагодарив нескольких людей и вкратце напомнив собравшимся об основных событиях прошедшей недели. Затем Сьюзи Баффет поднялась на сцену неподалеку от окон, смотревших на усыпанные галькой берега Вуд-Ривер, и спела несколько старых добрых песен. Чуть позже гости вернулись на террасу Sun Valley Lodge и принялись наблюдать за акселями и арабесками, которые проделывали на льду участники олимпийской сборной по фигурному катанию.

К тому времени, как в небе взорвался яркий фейерверк, конференция Sun Valley-99 уже была объявлена очередной удачной пятидневной феерией. Однако большинству участников запомнились не сплав на лодках и не катание на лошадях. Они постоянно держали в уме сказанное Баффетом о фондовом рынке и первый прогноз, который он сделал за тридцать лет.

\

Глава 3. Порождения привычек

Пасадена • июль 1999 года

Партнера Баффета Чарльза Мангера не было в Солнечной долине. Организаторы из Allen & Со никогда не приглашали его. И это вполне устраивало Мангера — он был готов даже приплатить за то, чтобы не участвовать в такого рода мероприятиях. Свойственные им ритуалы требовали ублажать слишком большое количество людей¹. Баффету же, напротив, нравилось быть приятным для других. Даже говоря аудитории не самые ласковые слова, он постоянно контролировал ситуацию и старался, чтобы у слушателей сложилось хорошее впечатление о нем. Мангер же ценил лишь искреннее уважение — он совершенно не хотел лебезить перед кем бы то ни было, особенно перед теми, кого считал сукиными детьми.

Однако в восприятии множества людей эти два человека идеально дополняли друг друга. Сам Баффет называл себя и Мангера «практически сиамскими близнецами». У них была одинаковая раскачивающаяся и неловкая походка. Они оба предпочитали серые костюмы, туго обтягивавшие их отнюдь не гибкие фигуры — тела людей, проводивших десятилетия за чтением книг и газет, а не за занятиями спортом или физической работой. Они одинаково причесывали свои седые волосы, носили одинаковые очки фирмы Clark Kentish, а их глаза светились одинаковой энергией.

Они мыслили похоже и оба восторженно относились к бизнесу, воспринимая его как головоломку, на разгадывание которой не жалко потратить всю жизнь. Они оба считали рациональность и честность высшими добродетелями. По их общему мнению, учащенный пульс и самообман были основными причинами ошибок. Они любили размышлять о неудачах как о средстве выведения правил успеха. «Я всегда пытался понять истинную природу вещей с помощью изучения их обратного состояния, примерно так же, как это делал великий математик

Карл Якоби, — говорил Мангер. — Всегда меняй положение на обратное». Он иллюстрировал эту идею притчей о мудром крестьянине, как-то сказавшем: «Расскажите, где меня ждет смерть, и я туда не пойду»². Но если Мангер воспринимал эту фразу фигурально, то Баффет относился к ней буквально. Ему недоставало присущего Мангеру чувства фатализма, особенно когда речь заходила о том, что и его собственная жизнь конечна.

Оба этих человека были инфицированы желанием проповедовать. Мангер называл себя «любителем назиданий». Время от времени он разражался экспромтами об искусстве успешной жизни, которыми слушатели настолько проникались, что передавали слова Мангера из уст в уста, пока, наконец, Интернет не сделал их доступными для всех. Порой Мангер настолько заражался собственным энтузиазмом, что, по выражению Баффета, «вгонял себя в состояние исступления» и его почти насильно уводили со сцены. В частных беседах Мангер был склонен читать лекции и самому себе, и окружающим. В результате общение с ним походило на езду на заднем сиденье дилижанса, несущегося во весь опор.

И хотя Мангер считал себя непрофессиональным ученым и архитектором, он не отказывался время от времени поразмышлять об Эйнштейне, Дарвине, рациональных привычках мышления или об оптимальном расстоянии между домами в Санта-Барбаре, опасаясь тем не менее делать существенные шаги в сторону от того, чему уже научился. Он очень боялся пасть жертвой того, что один из его соучеников по юридическому факультету Гарварда называл «комплексом обувной пуговицы»¹⁵.

Как рассказывал Мангер, его отец каждый день общался с одной и той же группой людей. «Один из его собеседников ухитрился стать основным игроком на рынке обувных пуговиц — рынок был крайне мал, но принадлежал ему практически полностью. У него имелось свое мнение по любому вопросу, который только можно было себе представить. Доминирование на рынке обувных пуговиц превратило его в эксперта по всем вопросам. Мы с Уорреном всегда чувствовали, что вести себя таким образом — большая ошибка»³.

Баффет не боялся пострадать от «комплекса обувной пуговицы». Скорее, он опасался показаться людям неприятным человеком или, что еще хуже, ханжой. Он, веривший в существование так называемого «круга компетентности», очерчивал вокруг себя окружность и оставался внутри нее, выглядя абсолютным экспертом по трем вопросам — деньгам, бизнесу и своей собственной жизни.

Однако, как и Мангер, он страдал от некоторых особенностей своего характера, приводивших его в исступление. Если Мангер выступал с лекциями выборочно, но, начав лекцию, никак не мог ее завершить, то Баффет мог отлично завершить любую лекцию, однако с трудом сдерживался, чтобы не начать новую.

Он выступал с речами, писал статьи и редакционные колонки, собирал вокруг себя людей на вечеринках и давал им уроки по тем или иным вопросам, свидетельствовал в ходе судебных заседаний, появлялся в документальных фильмах, давал интервью и брал с собой журналистов в деловые поездки; он читал лекции для учеников колледжей, приглашал студентов к себе в гости, делился своими мыслями на церемониях открытия мебельных магазинов, телемаркетинговых центров, страховых компаний и на ужинах для потенциальных клиентов Netjets, беседовал в раздевалках со спортсменами, выступал в ходе деловых обедов с конгрессменами, поучал газетчиков на заседаниях редколлегий, давал уроки даже собственному совету директоров. А помимо всего этого он примерял на себя профессорскую мантию в письмах, адресованных акционерам, и на встречах с ними. Компания Berkshire Hathaway была для него своего рода Сикстинской капеллой — не просто шедевром, а иллюстрацией его убеждений. Именно по этой причине Мангер называл эту компанию «нравоучительным предприятием Баффета».