Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант)
Шрифт:
При всеобщем одобрении римлян и с согласия Галлиена сенат присвоил храброму пальмирцу титул августа и, кажется, поручил ему управлять восточными провинциями, которыми Оденат и так уже владел, предоставив ему такую большую самостоятельность, что Оденат оставил эту власть как частную собственность в наследство своей знаменитой жене Зенобии. Частое повторение и быстрота пути из хижины на трон, а с трона в могилу могли бы позабавить бесстрастного философа, если бы философ мог оставаться бесстрастным, когда бедствия обрушиваются на все человечество. Избрание на престол этих непрочно державшихся императоров, их пребывание на нем и их гибель были одинаково губительны для их подданных и сторонников. За гибельное для них возведение на вершину власти они сразу же платили войскам щедрыми дарами, для чего выжимали огромные средства из обессилевшего народа. Каким бы добродетельным ни был любой из них и как бы чисты ни были его намерения, суровая необходимость заставляла его часто прибегать к грабежу
До наших дней сохранился полный варварской жестокости приказ Галлиена одному из его наместников, отданный, когда был подавлен мятеж Ингена, провозгласившего себя императором в Иллирике. Мягкосердечный, но бесчеловечный государь писал: «Недостаточно, чтобы ты уничтожил всех, кто был замечен с оружием в руках: этого я мог бы добиться и в результате удачного сражения. Ты должен истребить всех жителей мужского пола независимо от возраста. Условие только одно: при казни детей и стариков ты должен сберечь наше доброе имя. Пусть умрет каждый, кто случайно скажет хотя бы слово, кто хотя бы подумает что-то против меня – меня, сына Валериана, отца и брата стольких государей. Помни, что Ингена императором сделали; терзай, убивай, рви в клочья. Я пишу это тебе своей собственной рукой и хотел бы вселить в тебя свои чувства». Пока силы общества растрачивались на эти междоусобицы, беззащитные провинции оставались открытыми для любого захватчика. Даже самые отважные из узурпаторов были вынуждены из-за ненадежности своего положения платить варварам непомерную обременительную цену за невмешательство или услуги и впускать враждебно настроенные независимые народы в самое сердце Римской империи.
Таковы были варвары и тираны, которые в годы правления Валериана и Галлиена искалечили провинции и довели империю до такого позора и разорения, что, казалось, она никогда не сможет подняться из этого состояния. Мы попытались, насколько позволяет ограниченный объем материала, ясно и по порядку описать основные события этого смутного времени. Осталось лишь рассказать еще о нескольких событиях, которые позволят ярче представить эту ужасную картину. Это I. бунт на Сицилии, II. волнения в Александрии и III. восстание исаврийцев.
I. Каждый раз, когда многочисленное войско бандитов, увеличиваясь благодаря своим успехам и безнаказанности, открыто бросает вызов правосудию своей страны, вместо того чтобы бежать от него, мы можем сделать вывод, что самые низшие слои общества ощущают величайшую слабость правительства и злоупотребляют этой слабостью. Географическое положение Сицилии спасло ее от варваров, поддержать какого-либо узурпатора эта безоружная провинция тоже не могла. Но когда-то процветавший и по-прежнему плодородный остров пострадал от менее благородных рук: короткое время Сицилией правила и грабила ее разгульная толпа рабов и крестьян, которая напомнила римлянам о прежних войнах против восставших рабов. Эти опустошительные грабежи, в которых наместник провинции был либо жертвой, либо сообщником, должны были разрушить сельское хозяйство Сицилии, а поскольку самые крупные имения там принадлежали состоятельным римским сенаторам, у которых часто одно поместье занимало территорию старинного города-государства, не исключено, что этот местный ущерб мог быть для столицы больнее, чем все победы готов и персов.
II. Основание Александрии было благородным замыслом сына Филиппа, который сам и задумал, и осуществил его. Этот великий город, прекрасный и симметрично застроенный, главнее которого был только Рим, имел в окружности пятнадцать миль; его население насчитывало триста тысяч свободных граждан и еще по меньшей мере столько же рабов. Очень прибыльная торговля империи с Аравией и Индией шла через порт Александрии; оттуда поток товаров направлялся в столицу и провинции. Праздность была там неизвестна. Одни александрийцы занимались стеклодувным делом, другие ткали лен, третьи изготавливали папирус. Горожане обоих полов и всех возрастов выполняли какой-нибудь ремесленный труд, даже слепые и хромые находили себе работу по силам. Но александрийцы, пестрая смесь разных народов, соединяли в своем характере тщеславие и непостоянство греков с суеверностью и упрямством египтян. Самые пустячные причины – временная нехватка мяса или чечевицы, пропуск кем-то по забывчивости вошедшего в привычку приветствия, нарушение порядка очереди в общественных банях – в любой момент могли заставить взбунтоваться эту огромную толпу, которая, когда была недовольна, была свирепой и неумолимой. После того как пленение Валериана и беспечность его сына ослабили власть закона, александрийцы дали полную волю своим диким страстям, и их несчастная родина более чем на двенадцать лет стала полем сражений гражданской войны (с короткими и редкими перерывами на время непрочных перемирий). Между несколькими кварталами, на которые делился этот бедствующий город, было прервано всякое сообщение; каждая улица была полита кровью, каждое прочное здание – превращено в крепость. Смута утихла лишь после того, как значительная часть Александрии была навсегда разрушена. Брухион, большой роскошный квартал, где находились
III. Малоизвестный мятеж Требеллиана, претендента, надевшего пурпур в крошечной малоазиатской провинции Исаврия, сопровождался странными и памятными последствиями. Этот шут на престоле был вскоре уничтожен одним из офицеров Галлиена, но его сторонники, не имея никакой надежды на помилование, решились отказаться от верности не только императору, но и империи и внезапно вернулись к дикарскому образу жизни, от которого никогда полностью и не отказывались. Крутые скалы, один из хребтов обширной горной системы Тавра, защищали их неприступные убежища. Земледелием в нескольких плодородных долинах исаврийцы добывали себе все необходимое, а привычным для них грабежом – предметы роскоши. В центре Римской империи исаврийцы еще долго оставались диким варварским народом. Последующие правители империи не смогли подчинить их ни оружием, ни политическими средствами и были вынуждены признать свою слабость, окружив этот враждебный независимый клочок земли мощной линией укреплений; однако и она часто оказывалась слишком слабой, чтобы помешать набегам этих внутренних неприятелей. Постепенно расширяя свою территорию в сторону морского побережья, исаврийцы подчинили себе западную горную часть Киликии – места, где когда-то гнездились те дерзкие пираты, против которых республика в свое время была вынуждена бороться, напрягая все свои силы, под началом великого Помпея.
Наша мысль так привычно и охотно связывает порядок вещей во Вселенной с судьбой человека, что этот мрачный период был украшен наводнениями, землетрясениями, необычными метеорами, сверхъестественным наступлением темноты и множеством мнимых или преувеличенных знамений. Но одними этими причинами нельзя объяснить ту моровую язву, которая свирепствовала почти непрерывно с 250-го по 265 год во всех провинциях, всех городах и почти всех семьях Римской империи. Было время, когда в Риме умирало по пять тысяч человек в день; многие города, уцелевшие от варваров, полностью опустели.
Нам известно одно очень любопытное обстоятельство, которое, может быть, окажется полезным при составлении печального перечня человеческих бедствий. В Александрии велся точный список всех граждан, имевших право на получение зерна при его раздаче. Было обнаружено, что после правления Галлиена всех таких получателей – от четырнадцати до восьмидесяти лет – осталось в живых ровно столько, сколько раньше было получателей в возрасте от сорока до семидесяти лет. Этот подлинный факт при сопоставлении его с самыми точными таблицами смертности неоспоримо свидетельствует, что тогда погибло больше половины жителей Александрии; а если мы рискнем по аналогии распространить это соотношение на остальные провинции, то можно предположить, что войны, чума и голод за немногие годы истребили половину населения империи.
ПОВОРОТ СУДЬБЫ
Глава 11
ЗЕНОБИЯ И ПАЛЬМИРСКОЕ ЦАРСТВО. ТРИУМФ И СМЕРТЬ АВРЕЛИАНА
После Галлиена правили один за другим несколько сильных императоров, которые, по словам Гиббона, «заслужили славное имя возродителей римского мира». Новый император Клавдий Готский провел реформы в армии и одержал решающую победу над германцами. Его преемник Аврелиан закончил Готскую войну тем, что запер готов в провинции Дакия и отвел войска с дакийской границы. Затем он отразил вторжение алеманнов и разгромил узурпатора Тетрика, захватившего власть над Галлией, Испанией и Британией. Теперь считается, что поражение Тетрика, которое Гиббон относит к 271 году нашей эры, произошло после разгрома Зенобии в 274 году.
Еще до того, как Аврелиан одержал верх над Тетриком и его провинциями, он повернул свое оружие против Зенобии, знаменитой царицы Пальмиры и Востока.
Современная Европа породила нескольких знаменитых женщин, которые со славой несли тяжелый груз императорской власти, и наше время тоже не лишено таких великих душ. Но если не брать в расчет подвиги Семирамиды, истинность которых сомнительна, Зенобия, возможно, единственная женщина, чей гений преодолел климат и обычаи Азии, требующие от ее пола раболепия и праздности. Она заявляла, что ведет свой род от македонских царей Египта, была равна по красоте своей прародительнице Клеопатре и значительно превосходила эту царицу в целомудрии и мужестве. Зенобия считалась самой очаровательной и самой героической женщиной. У нее был смуглый цвет лица (когда речь идет об особе женского пола, эти мелочи приобретают большое значение); зубы ее были белыми, как жемчуг; в больших черных глазах сверкали искры необыкновенного душевного пламени, но его жар смягчался пленительной мягкостью манер. Голос ее был сильным и мелодичным. Образование усилило ее способности правителя и дало им необходимую огранку. Латинский язык она знала, но говорила с одинаковым совершенством на греческом, сирийском и египетском и составила для себя из выписок краткую летопись истории Востока, свободно сравнивая Гомера и Платона под руководством несравненного Лонгина.