Упавший в пути

Свон Джей

– Скажи, как ты стала рабыней? Проигралась или увязла в долгах?

– Не угадал, Дони-глаз, я сама захотела. Ведь быть рабыней это так, – она задумалась, подбирая слово, – безответственно. Кормят, поят, дают жилье – забот ноль. К тому же, я ничем не отличаюсь от тебя, кроме того, что ношу рабский ошейник и не обладаю свободой.

– Как ты можешь так говорить, – завелся я, – ведь свобода – это главное для любого человека.

– Поверь мне, нет, – грустно развела руками Банни, – у меня была уйма времени, чтобы это

проверить.

– Уйма времени, – усмехнулся я. – Тебе лет-то сколько? Чтобы так рассуждать?

– Поверь мне, глазик, предостаточно, – она перегнулась через стол, сделав загадочное лицо, – около тысячи лет мне!

– Заливаешь, – отмахнулся я, – даже мутанты так долго не живут, кто же ты тогда?

– Я из тех, кто жил до Взрыва. Я – из спутников Йорка Хайко…

Я ухмыльнулся было, но поймал себя на том, что ловлю глазами взгляд Банни. Этот взгляд был настолько уверенным и честным, что ироничная улыбка мгновенно исчезла с моих губ, а в душу стали закрадываться сомнения в том, что передо мной сидит юная фантазерка, наслушавшаяся детских сказок про Йорка Хайко….

Йорк Хайко – Древний человек, Повелитель тел, для меня он всегда являлся персонажем мифологическим, наподобие Золотого Сталкера, подземных коней и летающих рыб. Считалось, что Йорк Хайко живет на той стороне большой реки. Я выглянул в окно и попытался пробить взглядом туман, клубящийся над водой.

Та сторона реки. Никто никогда не был на той стороне реки. Никто никогда не видел ее из-за тумана. Никто и никогда не решался эту реку пересечь. Виной тому были рыбы, а также уверенные заявления скептиков о том, что никакого другого берега нет и вовсе.

Единственным доказательством существования загадочной земли, являлся железнодорожный мост, вытягивающийся из небытия. По нему носились поезда. Белые и стремительные, с гладкими обтекаемыми корпусами. Эти поезда никогда не останавливались на станциях, проносились мимо, не сбавляя скорости. За их тонированными глянцевыми окнами трудно было кого-то рассмотреть. Я нираз видел, как они неслись в туман над рекой, распуская позади себя ослепительный хвост из яркого света…

– Так значит, ты с той стороны реки? – уточнил я, стараясь не выдать своего любопытства, – и как же ты добралась до этого берега?

– Я переплыла реку.

– Ну, теперь ты точно заливаешь, – погрозил я ей пальцем, словно ребенку, уличенному во лжи.

Однако чем больше мне рассказывала о себе Банни, и чем невероятнее звучала ее история, тем сильнее закрадывалось в мою душу ощущение того, что все эти нелепые сказки – не такие уж и сказки…

– Что у тебя с глазом? Покажи! – перевела тему моя странная собеседница.

В ответ я пожал плечами и послушно отклеил край биоскотча. Она посмотрела на белую засохшую корку с интересом:

– Это у тебя с рождения?

– Да, – видимо настал тот момент, когда от покалеченных частей моего тела

появилась какая-то польза, что было весьма неожиданным. Обычно мой регенерирующий глаз вызывал у окружающих отвращение, но у Банни он почему-то породил не испуг, а наоборот, восторг и интерес.

– Круто. Тебе идет биоскотч, только, наверное, неудобно с одним глазом?

– Раньше было неудобно, а потом я привык менять количество глаз время от времени.

– Тысячу лет живу, а такого не видала…

Тут я вспомнил о том, что мы заказали. Меня стало жутко, а к горлу подступил тошнотворный комок. Ох, как неловко буду я себя чувствовать минут через десять, облевывая самый крутой ресторан Анксина. Перед мысленным взором мгновенно предстала заметка в завтрашней газете: «Парень со свалки наблевал в ресторане Седьмой Провинности – стыд и позор!»…

От невеселых мыслей меня отвлек звон поставленной на стол тарелки. Я в страхе опустил туда глаза и громко сглотнул. На белом фарфоре лежало несколько кусочков светлого волокнистого мяса. Я взял вилку и наколол один. Поднести человечину ко рту так и не решился. Взглянул на Банни. Она смотрела на меня внимательно, чуть подергивая краешками губ.

– Я не буду это есть, – сказал я наконец громким шепотом.

– Ешь – это курица, – просияв, заулыбалась Банни. – Честно! Я наврала тебе, хотела посмотреть, как отреагируешь.

– Ты – врушка, – отчитал я ее с облегчением, – и про Йорка Хайко тоже наврала? И про возраст?

– Нет, только про мясо, – лицо Банни сделалось испуганны: было видно, что она искренне сожалеет о глупой шутке, окончательно подорвавшей мою веру в ее слова, – честно.

– Ладно, сделаю вид, что поверил тебе, – произнес я снисходительно, – только объясни мне одну вещь – почему тебя везде пускают – в «Цирбаллу», сюда?

Банни перегнулась через стол и зашептала мне на ухо:

– Потому что швейцары, администраторы и охранники – мои должники. Ведь я всегда знаю – выиграю бой, или нет. Сообщаю им, а они делают верные ставки. Это ценная информация.

– Как ты можешь знать о победе заранее?

– Просто. Я всегда выигрываю. Но если побеждать постоянно – ставки на меня упадут. Поэтому Бо заставляет поддаваться противнику, на которого ставит сам – это выгодно. Не веришь?

– Из всех твоих россказней эта – самая правдивая, – смирился я.

– Ну, наконец-то я заслужила твое доверие, – обрадовалась Банни.

Мы еще долго сидели в ресторане Седьмой Провинности и разговаривали. Я расспрашивал Банни о городе и о ней самой. Когда речь заходила о боях или о Хайко, она напускала на себя таинственную важность и, перегибаясь через стол, начинала шептать мне на ухо всякую лабуду про собственную суперсилу и приятельские отношения с Древним Человеком. Я почти не слушал, ведь мне было гораздо приятнее ощущать ее теплое дыхание на своей щеке…