Употребитель
Шрифт:
— Тебе повезло, Ланор. Только смотри: непременно откладывай часть денег, которые он тебе дает.
В свете свечи я смогла лучше разглядеть лицо Магды. Годы моего отсутствия не пощадили ее. Нежная кожа в уголках рта и на шее обвисла, черные волосы почти наполовину поседели. Корсаж платья, который когда-то был таким красивым, стал серым и обтрепался. Хоть она и была единственной проституткой в городе, очень скоро ей предстояло расстаться со своим занятием. Лесорубы помоложе перестанут к ней ходить, а те, что постарше, еще готовые платить за ее услуги, будут жестоко с ней обращаться. Да, недолго осталось
К лифу моего платья была приколота скромная перламутровая брошь — подарок Адера. В моей семье ни мать, ни сестры ничего не понимали в ювелирных украшениях, поэтому не обратили на брошку никакого внимания, но Магда должна была знать, что такая вещица стоит маленькое состояние. Сначала я думала отдать брошку матери — безусловно, она имела больше прав на это, чем женщина, которая была моим единственным другом… но я решила оставить родным деньги. Приличную сумму. Поэтому я отстегнула от платья брошь и протянула Магде.
Та склонила голову к плечу:
— О нет, Ланор, не надо. Мне не нужны твои деньги.
— Я хочу, чтобы эта брошка была у тебя.
Магда мягко отвела мою руку.
— Я знаю, что у тебя на уме. Точно, в ближайшее время я собираюсь завязать со своей работой. Пока я тут жила, мне удалось скопить немного денег. Между нами говоря, старина Чарльз Сент-Эндрю мог бы прямо приносить мне часть того, что платил своим дровосекам. — Магда расхохоталась. — Нет-нет, оставь эту вещицу себе. Ты, пожалуй, сейчас мне не поверишь, потому как ты молода и красива и у тебя есть мужчина, которому ты дорога, но настанет день, когда всего этого не будет. Вот тогда-то тебе и понадобятся денежки, которые можно выручить за эту брошку.
Конечно, я не могла сказать Магде, что для меня такой день не наступит никогда. Улыбнувшись, я вернула брошку на место.
— В общем, я собираюсь по весне тронуться на юг, — сообщила Магда. — Поближе к морю. — Она обвела комнату взглядом, словно бы прикидывая, что взять с собой, а что бросить здесь. — Может, подыщу себе какого-нибудь симпатичного вдовца, да и обоснуюсь где-то.
— Я не сомневаюсь: удача непременно улыбнется тебе, Магда, какую бы судьбу ты для себя ни выбрала. Потому что у тебя щедрое сердце, — сказала я и поднялась. — Я пойду. Тебе надо отдохнуть, а мне пора домой. Я была очень рада повидаться с тобой.
Мы снова обнялись. Она ласково погладила меня по спине:
— Береги себя, Ланор. Будь осторожна. Что бы ты ни делала, ни в коем случае не влюбляйся в этого своего господина. Когда мы, женщины, влюблены, мы принимаем самые худшие решения.
Магда проводила меня до двери и помахала мне рукой на прощанье.
Ее совет лег камнем мне на сердце. Мою веселость как рукой сняло.
По дороге домой моя тревога нарастала. Мне было не по себе из-за того, что я не все рассказала Магде об Адере. И дело было не в том, что я скрыла от нее тайну — нашу с нимтайну. Это как раз было понятно. Но уж если и был в Сент-Эндрю человек, который простил бы Адеру его жуткий характер, так это Магда. И тем не менее я предпочла солгать ей о своих отношениях с этим мужчиной. Больше всего в жизни женщине хочется гордиться своим мужчиной,
Вот такие ужасные мысли переполняли меня, пока я, кутаясь в плащ, торопливо шагала по тропинке к родительскому дому. Я никак не могла избавиться от воспоминаний о своих кошмарных деяниях и темных восторгах и с тоской думала: «О, доступно ли для меня теперь покаяние?»
Глава 35
Проснувшись утром, я услышала, как в кухне шепчутся мать и Мэве. Они разговаривали так тихо, чтобы не разбудить меня. Наверное, я теперь казалась им избалованной белоручкой, до полудня валявшейся на пуховых перинах. Правду говоря, так рано я давненько не просыпалась.
— Ой, поглядите-ка, кто проснулся! — воскликнула мать, услышав, как я заворочалась и застонала.
— Не сомневаюсь: Невин уже сказал пару ласковых слов насчет того, какая я соня, — отозвалась я, спускаясь с полатей.
— Да уж, мы еле отговорили его, а то бы он тебя за ноги сверху стащил, — рассмеялась Мэве, протягивая мне одежду, которая лежала на стуле у очага. Сестра положила мои вещи у огня, чтобы они согрелись.
— Да… Мне тут ночью не спалось, и я прогулялась немного в город, — призналась я.
— Ланор! — вскричала мать, чуть не выронив кухонный нож. — Ты в своем ли уме? Ты ведь могла замерзнуть насмерть! Я уж не говорю, что с тобой могло случиться что и похуже…
Мать и Мэве переглянулись. Обе, конечно, понимали, что невинности во мне почти не осталось, поэтому последняя фраза матери прозвучала не слишком убедительно.
— Честно говоря, я забыла, как тут, на севере, холодно по ночам, — солгала я.
— И куда же ты ходила?
— Не в церковь, это уж точно! — рассмеялась Мэве.
— Нет, не в церковь. Я ходила к Дотери.
— Ланор…
— Мне было одиноко, хотелось с кем-нибудь поболтать. Я не привыкла ложиться спать так рано. У меня в Бостоне совсем другая жизнь. Придется вам меня потерпеть.
Я завязала поясок на талии, подошла к матери и поцеловала ее в лоб.
— Ну, сейчас ты не в Бостоне, милая моя, — укоризненно покачала головой мать.
— Ты только сильно не переживай, — успокоила меня Мэве. — Невин тоже к Дотери таскается, бывает. Если мужикам можно, почему тебе нельзя — ну, иногда-то? — Мэве украдкой глянула на мать — что та скажет. — А нам что? Мы привыкнем.
Итак, Невин захаживал к Дотери. Значит, мне следовало соблюдать осторожность. Если брат узнает о моих ночных похождениях, это может закончиться для меня плохо.
В этот момент наш разговор был прерван стуком в дверь. Один из слуг семейства Сент-Эндрю протянул мне конверт цвета слоновой кости, на котором было написано мое имя. Внутри — записка, написанная каллиграфическим почерком матери Джонатана. В записке содержалось приглашение для моей семьи на ужин сегодняшним вечером. Слуга стоял на пороге в ожидании нашего ответа.