Употребитель
Шрифт:
— Судишь по собственному опыту?
Резкость его тона немного отрезвила меня. Он явно затаил на меня обиду — вот только я не понимала, за что.
— Те, кому ты принадлежишь, в итоге оплакивают свою удачу. Быть может, тебе стоит спросить об этом свою супругу. Ты не думал о том, что будет с бедняжкой Евангелиной, если она узнает о твоей интрижке с миссис Кольстед?
Гнев быстро охватил Джонатана. Он помрачнел, как небо перед грозой. Оглянувшись через плечо, он убедился в том, что Дотери занят делами и что больше никто нас не услышит. Он схватил меня за руку выше локтя и притянул к себе:
— Ради Христа, Ланни, сжалься надо мной. Я женат на девчонке. Ей было всего четырнадцать,
Я высвободила руку:
— Думаешь, я этого не знаю?
— Бог свидетель: мне жаль, что я послушался отца и женился на ней. Ему хотелось наследника, он больше ни о чем не думал. Увидел юную девушку, которой, как он решил, рожать да рожать, и сговорился с мистером Мак-Дугалом. Так, словно речь шла не о девушке, а о племенной кобыле. — Джонатан запустил в волосы пятерню. — Ты не представляешь, какой жизнью я вынужден жить сейчас, Ланни. Делом некому заняться, кроме меня, — Бенджамин по-прежнему беспомощен, как четырехлетнее дитя. Сестры еще маленькие. Когда умер отец, все его заботы легли на мои плечи. Наш городок зависит от процветания дела моей семьи. Тебе известно, сколько поселенцев купили свою землю благодаря ссудам, данным моим отцом? Одна суровая зима, неумение трудиться на земле — и все они не смогут выполнить своих обязательств. Я могу отказать в праве выкупа закладной, но какой мне толк от очередной погибающей фермы? Так что прошу тебя, умоляю, прости меня за то, что я завел любовницу, чтобы хоть изредка отвлекаться от всей этой ответственности.
Я опустила глаза и покачала кружку с остатками пива.
Джонатан, распахнув глаза, продолжал:
— Ты не представляешь, какими соблазнительными мне показались твои предложения. Я бы отдал все, чтобы освободиться от всех своих обязательств! Но я не могу себе этого позволить. Думаю, ты понимаешь почему. Пострадает не только моя семья, но и весь город. Погибнут люди. Когда ты вернулась, Ланни, ты поймала меня в минуту слабости, но последние несколько лет преподали мне суровые уроки. Я не могу вести себя так эгоистично.
Неужели он забыл, как однажды сказал мне, что ему хочется все бросить — и семью, и капитал — ради меня? Что когда-то ему хотелось, чтобы во всем мире были только он и я? Наверное, более здравомыслящая женщина порадовалась бы тому, что Джонатан возмужал, что он с честью несет ответственность. Такая женщина гордилась бы тем, что он взвалил на себя груз забот, под тяжестью которых другой мужчина рухнул бы. А я не радовалась и не гордилась.
И все же я его понимала. Я по-своему любила свой родной городок и не хотела, чтобы он погиб в разорении. Невзирая на то, что моей родне уже жилось нелегко, и на то, что горожане обходились со мной нелюбезно и сплетничали за моей спиной, я не могла, образно говоря, выдернуть булавку, благодаря которой лоскутки той ткани, из которой был соткан Сент-Эндрю, держались вместе. Я сидела напротив Джонатана и смотрела на него с грустью и сочувствием. Я все понимала, но мне было очень страшно. «Я подведу Адера! — думала я. — Что же, что мне делать?!»
Мы сидели и пили пиво, молчаливые и погруженные в собственные мысли. Я хорошо понимала, что мне придется отказаться от Джонатана, что нужно сосредоточиться на мысли о том, что делать дальше. Куда мне деваться, чтобы меня не смог разыскать Адер? У меня не было никакого желания снова подвергаться жутким пыткам.
Расплатившись с Дотери, мы вышли из паба — оба с тяжелым сердцем. Ночь была морозная, на ясном небе горели луна и звезды, и в их свете проплывали кружевные облака.
Джонатан
— Прости меня за то, что я так вспылил, и забудь о моих бедах. Ты имеешь все права презирать меня за то, что я только что сказал. Меньше всего я хочу, чтобы ты взваливала на себя мои тяготы. У Дотери в амбаре стоит моя лошадь. Позволь, я довезу тебя домой.
Я не успела сказать Джонатану, что это не нужно, что я предпочитаю остаться наедине со своими мыслями, и вдруг нас остановил звук шагов в стороне, на пригорке.
Было поздно, подмораживало. Кто мог шляться в такое время?
— Кто здесь? — окликнула я человека, чей силуэт мелькал среди теней, отбрасываемых деревьями.
На пятно лунного света ступил Эдвард Кольстед. Он сжимал в руке кремневое ружье:
— Ступайте своей дорогой, мисс Мак-Ильвре. С вами я не ссорился.
Кольстед был грубоватым молодым мужчиной. Он происходил из одного из самых бедных семейств в городке и Джонатану на предмет женского внимания конкуренцию составить не мог. Худой, с длинным лицом, обезображенным оспинками. Он был еще молод, а его каштановые волосы уже начали редеть, а зубы — выпадать. Он наставил дуло ружья на грудь Джонатана.
— Не глупи, Эдвард. Есть свидетели: Ланни и мужчины из пивной Дотери… если только ты их тоже не собрался убить, — сказал Джонатан человеку, который решил его прикончить.
— А мне плевать. Ты совратил мою Анну, а меня сделал посмешищем. И я буду гордиться тем, что сумел тебе отомстить. — С этими словами он вскинул ружье повыше. Я похолодела от страха. — Полюбуйтесь-ка на него. Павлин эдакий. — Эдвард, глядя в прицел, смотрел на Джонатана с ухмылкой. Надо отдать тому должное — он не дрогнул. — Думаешь, все прямо-таки зарыдают, когда ты сдохнешь? Нe-а, никто не заплачет, сэр. Мы, мужчины из Сент-Эндрю, тебя презираем. Думаешь, мы такие дураки, не знаем, чем ты тут занимаешься? Не знаем, что ты волочишься за нашими женами, опутываешь их своими колдовскими чарами? Ты порезвился с Анной ради забавы, а у меня, считай, отнял самое дорогое. Ты — сам дьявол, вот кто ты такой, и лучше будет нашему городу избавиться от тебя. — Эдвард говорил все громче и пронзительнее, и в его голосе чувствовалось желание защититься и как-то оправдать себя за желание убить Джонатана. Однако мне казалось, что Кольстеду не хватит храбрости довести задуманное до конца. Похоже, он хочет припугнуть Джонатана, унизить, заставить просить прощения и пощады. Это принесло бы Эдварду некое удовлетворение, потешило бы его чувство собственного достоинства.
— Так тебе нужно обозвать меня дьяволом, чтобы прикончить с чистой совестью? — Джонатан опустил руки. — Но правда в том, что твоя жена — несчастная женщина, а это мало связано со мной и гораздо больше — с тобой.
— Лжец! — вскричал Кольстед.
Джонатан шагнул к нему, и у меня сердце ушло в пятки. Я не могла понять: то ли Джонатан сам желает своей смерти, то ли хочет, чтобы Кольстед признал истину. Возможно, он посчитал, что чем-то обязан своей любовнице. А может быть, наш спор в пивной Дотери пробудил в нем какую-то решимость. Однако его поведение возымело обратное действие. Похоже, Кольстед решил, что Джонатан разъярился так потому, что пылает любовью к его супруге.
— Будь твоя жена счастлива, она бы мне отказала. Она бы…
Старинное ружье Кольстеда выстрелило. Дуло озарилось бело-голубой вспышкой, которую я увидела краем глаза. Все произошло слишком быстро: громоподобный выстрел, вспышка — яркая. Как молния… и Джонатан вдруг попятился назад и упал на землю. Лицо Кольстеда, озаренное луной, перекосилось.
— Я таки прикончил его, — пробормотал он, словно пытаясь сам себя убедить в случившемся. — Я пристрелил Джонатана Сент-Эндрю.