Управление гневом
Шрифт:
– Не с ее стороны, - сказал я.
– С его… да, возможно.
– Как ты себя почувствовал, когда узнал это?
Что за психологический вопрос.
– Потерянным, - сказал я. Это удивило меня, но это было правдой.
– Я чувствовал себя потерянным. И злым.
– На Клэр.
Я не ответил, потому что это было слишком пугающе. Я не мог злиться на Клэр, я просто не мог. Это была не ее вина, все это; она была любвиобильным человеком, и это было одной из причин, почему я любил ее.
Так почему же так больно думать, что она может улыбнуться
Потому что он вампир. Нет, потому что ты хочешь, чтобы она была только твоей.
– Рассматривал ли ты, - сказал Голдман, - что причина, по которой вампирша Глориана сочла таким легким выпустить твой гнев внутри тебя, чтобы ты дрался, в том, что ты так редко ему противостоишь?
– Что, черт возьми, это значит, это метод психиатров, чтобы заставить вопить, ломать вещи и вести себя как придурок? Потому что я уже все это делал.
– Чаще, чем мне хотелось признать, даже самому себе.
– Я полон противостояния.
– Да, - сказал он и улыбнулся. Это сделало его добрым и приятным, что бесило, потому что вампиры не могут так выглядеть.
– У тебя наверняка всегда такое поведение. Но что, насчет честного разговора с Клэр? Ты поговорил с ней?
Я поговорил? Я разговаривал с ней, конечно - каждый день. И иногда мы говорили о том, что чувствуем, но это были поверхностные вещи, даже если это была правда.
– Нет, - сказал я. Давление внутри меня ослабло, достаточно странно. Я больше не хотел треснуть кулаком что-нибудь, чтобы избавиться от него.
– Я имею в виду, она знает, что мне не нравится парень...
– Ты сказал ей, прямо, как ты видишь ее отношения с Мирнином, и что это заставляет тебя чувствовать?
Это было легко.
– Нет.
– Черт, нет.
Он все еще улыбался, по-дедушески и очень слабо забавляясь.
– Потому что сильные крутые парни не делают таких вещей, да?
Никакого дерьма, Шерлок.
– Что, если бы я сказал тебе, что быть честным с ней, очень честным, сделает ее любовь к тебе еще сильнее?
Это был полнейший бред. Если Клэр знала меня, действительно знала меня, знала ядовитую гадость, которая осела внутри меня... она бы ушла к чертям от меня, в этом нет сомнений. Я покачал головой, хотя даже не хотел делать этого.
Голдман вздохнул.
– Очень хорошо, - сказал он.
– Маленькие шаги. По крайней мере, ты признался мне. У нас есть еще как минимум два месяца, которые мы проведем вместе. Я считаю, что это очень хорошее начало.
– Он посмотрел на часы.
– И я считаю, что пришло время моего следующего приема. Очень хорошая работа, мистер Коллинз.
Я сорвался с дивана, как будто оно было катапультой, и положил руку на ручку двери, когда он сказал, - Еще одна вещь, если ты не возражаешь: Я хотел бы дать тебе некоторое домашние задание.
– Ага, потому что это никогда не устареет, - сказал я, но я уже смирился с нравоучением, или каким-нибудь психологическим дерьмом, которое он собирался вытащить из его пыльной бессмертной сумки
Он удивил меня.
– Я бы хотел, чтобы ты попробовал, в течение следующих двадцати четырех часов, решить какую-нибудь возникшую проблему, не давая волю гневу. Если тебе предоставится случай драться, я бы хотел, чтобы ты отступил. Если кто-то попытается задеть тебя словестно, разряди обстановку. Если тебя оскорбят, уходи. Просто в течение двадцати четырех часов. Потом можешь участвовать в драках сколько душе угодно.
Я повернулся и уставился на него.
– Я действительно могу провести день, не избивая никого, знаете ли. Иногда даже два дня.
– Да, но ты направляешь свой гнев в разные стороны, более мелкие, ты можешь этого даже не осознавать. Возможно, хорошо подумав об этом, ты поймешь, как много ты позволяешь этому управлять твоим поведением и менять мир вокруг тебя.
– Потом он кивнул.
– Это все. Просто попробуй, один день. Мне будет интересно услышать, что ты почувствуешь после этого.
Я пожал плечами и открыл дверь.
– Конечно, док. Нет проблем.
* * *
Я даже не успел выйти из здания, как подошло мое первое испытание. Это было одно из сложных.
Физически, Моника Моррелл была привлекательной девушкой - не такой прекрасной, как она сама думала, но по шкале до десяти она была по крайней мере на семь, и это было, когда она на самом деле не старалась. Сегодня она определенно поработала на восемь с половиной баллов, и, вероятно, у нее получилось. Она была в коротком розовом платье и выглядела ... блестяще, я думаю. Девушки, вероятно, могут рассказать все технические детали этого, но суть была в том, что она обращала на себя внимание.
И первым моим порывом, самым первым, было врезать ей прямо в розовый блеск для губ.
Это было так знакомо мне, что немного удивило меня, когда я счел это назначенным домашним заданием Голдмана. Она еще даже не заметила меня, не ухмыльнулась или сделала придирчивый, холодный комментарий; она не напоминала о моей мертвой семьей, или оскорбляла мою девушку, или сделала любую из тысячи вещей, которые могли вывести меня из себя. Это был просто рефлекс, мне хотелось сделать ей больно, и я был вполне уверен, что большинство людей не имеют таких побуждений.
Я сделал глубокий вдох, и, когда она подняла голову и увидела меня выходящим из лифта, я придержал для нее дверь. Я не улыбнулся - это, вероятно, выглядело, как будто я хотел укусить ее, - но я вежливо кивнул и сказал, - Доброе утро, - как будто она была нормальным человеком, а не убийственной сукой, которая не заслуживает того, чтобы дышать.
Она замялась, просто немного странно вздрогнула, как будто не могла до конца понять, какую игру я вел. Если бы я не смотрел на все это, я бы никогда не увидел странное выражение, которое мелькнуло на ее лице, и даже тогда, у меня ушло еще несколько секунд, чтобы понять, что оно означает.