Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни
Шрифт:
– Помогите, — попросил интерн. — Мне надо сделать поясничную пункцию и что-то не попасть в субарахноидальное пространство, чтобы взять пробу спинномозговой жидкости.
Я пришел в палату, быстро, но сосредоточенно изучил историю болезни и осмотрел больного. Потом поглядел результаты анализов и поставил диагноз.
– Не нужна ему поясничная пункция, — сказал я. — У него брюшной тиф.
Такого интерн не ожидал.
– Почему вы так думаете?
В Штатах брюшной тиф большая редкость, зато в Индии я видел довольно много случаев. Обожаю таких больных: загадка, которую решаешь при помощи проверенной временем науки.
–
Интерн только головой помотал:
– Его осматривал Лу Вайнштейн!
Доктор Луис Вайнштейн был всемирно известным инфекционистом, его считали богом инфекционных заболеваний. А я был младшим резидентом. Так что я не обиделся, что интерн усомнился в моих словах. Предложил ему сделать кое-какие анализы и посев стула. А сам пошел со своим диагнозом к лечащему врачу больного. Врач попросил меня позвонить доктору Вайнштейну.
Ага-ага. «Здравствуйте, доктор Вайнштейн, я доктор Чопра, младший врач-резидент». В общем, я дозвонился до его кабинета и сказал доктору Вайнштейну, что смотрел этого больного, видел все его анализы и сделал вывод, что это брюшной тиф.
В Индии мне было бы крайне неловко сомневаться в словах столь выдающегося человека, но сейчас самолюбие Луиса Вайнштейна не значило ровным счетом ничего. В трубке помолчали, потом доктор Вайнштейн вежливо спросил у меня, где я учился. Я сказал, что я выпускник Всеиндийского института медицинских наук в Нью-Дели.
– Солидное учебное заведение. А много ли вы наблюдали случаев брюшного тифа?
– Десятки, — ответил я. — У нас были целые палаты инфекционных больных, и у многих был брюшной тиф. — Потом я рассказал, какие запросил анализы, и добавил, что хочу начать курс антибиотиков. Доктор Вайнштейн согласился со мной. На следующий день пришли результаты анализов, и мой диагноз подтвердился. История про младшего резидента, который правильно диагностировал редчайший случай брюшного тифа в Бостоне, распространилась по всей больнице. Моя репутация в Карни взлетела до небес. Я был тем мальчишкой, который дал фору Лу Вайнштейну.
Через несколько лет я подал документы на стажировку в госпитале для ветеранов в Джамайка-Плейн, где Дипак уже был старшим резидентом. Дипак выбрал эндокринологию, а я решил специализироваться в гастроэнтерологии — науке о пищеварительной системе, а точнее — в ее разделе под названием «гепатология», это наука о печени. Я очень увлекался этим предметом еще в институте. Печень — поразительный механизм. Это самый большой орган в организме человека — и мне всегда казалось, что самый интересный: он выполняет примерно пять тысяч разных дел! И справляется с огромным количеством разных сложных функций! Своим коллегам-кардиологам я с полным правом говорил: «Сердце у человека есть только потому, что оно качает кровь, насыщенную кислородом, в печень».
Главой гастроэнтерологического отделения в госпитале для ветеранов был легендарный ученый и клиницист Элиу Шиммель, который после собеседования по поводу стажировки по гастроэнтерологии сказал мне: «Санджив, если
Хотя мы работали в одной больнице, нам не приходилось сотрудничать, кроме тех редких случаев, когда мы консультировали одного и того же пациента. Иногда, встречаясь в ординаторской или дома, мы обсуждали самые интересные и сложные случаи — как и с другими коллегами, — но не более.
С каждым годом обучения я все больше доверял своей способности ставить диагнозы даже в самых непонятных случаях. Однако вскоре после приезда в Джамайка-Плейн жизнь преподала мне прекрасный урок и показала, сколько всего о медицинской практике я еще не знаю. В первую же неделю интернатуры по гастроэнтерологии я показывал пациента доктору Шиммелю. Готовился я тщательно, поскольку понимал, как важно зарекомендовать себя с самого начала. Перед тем как рассказывать доктору Шиммелю об этом больном, я сделал рентгеновский снимок брюшной полости, на котором были видны почки, мочевой пузырь и мочеиспускательный канал. Я включил подсветку под снимком — и буквально секунду спустя доктор Шиммель сказал: «Постойте». И, не мигая, глядел на снимок с полминуты.
– Санджив, этот больной заядлый курильщик и алкоголик. У него диабет. В детстве он переболел полиомиелитом. Ему нужно удалить желчный пузырь.
Я остолбенел.
– Эли, вам что, его уже показывали? Кто?
К этому моменту я уже начал привыкать к тому, что даже светил в американских больницах интерны называют по имени, запанибрата, хотя мне по-прежнему было неловко.
– Никто, — ответил он.
– Неужели все это видно по одному снимку?!
Тогда он все мне объяснил:
– Диафрагма у него уплощенная, легкие чрезмерно расширены. Это признак курильщика — эмфизема легких. Вижу кальциноз предстательной железы, значит, у него хронический панкреатит — это из-за алкоголя. У него асептический некроз головки бедренной кости и кифосколиоз — последствия перенесенного полиомиелита.
В комнате нас было шестеро, и мы слушали его, как зачарованные. Никто ни слова не сказал, и я уверен, что в головах у нас крутилась одна и та же мысль: мы — свидетели выступления настоящего виртуоза.
А доктор Шиммель продолжал:
– Смотрите, вот тонкая пленка кальциноза на стенке желчного пузыря. Это явление называется «фарфоровый желчный пузырь» — у таких больных в шестидесяти процентах случаев развивается рак желчного пузыря, значит, его нужно удалить. Вопросы?
У меня был вопрос:
– Как вы узнали, что у него диабет?
– А, хороший вопрос, — кивнул доктор. — У него кальциноз семявыносящих протоков. Если такое наблюдается в стране Третьего мира, скажем, в Индии, это туберкулез, а на Западе — диабет.