Упрямец Керабан
Шрифт:
Само собой, наши путешественники никогда не злоупотребляли простотой старинных обычаев, которые несомненно недолго продержатся. Ахмет был верен своему первоначальному намерению не жалеть дядиного кошелька, поэтому благодарность путников неизменно оказывалась достаточно щедрой. Вечером упряжка, измученная долгим пробегом, остановилась в поселке Арабат, на крайнем юге стрелки.
Там на песке возвышается укрепление, у подножия которого построены дома, без какого-либо порядка. Везде — заросли укропа, являющиеся истинным прибежищем для ужей, и поля арбузов, урожай которых чрезвычайно обилен.
Было девять часов вечера, когда
— Племянник Ахмет, — сказал господин Керабан, — вот уже несколько ночей и дней мы несемся, останавливаясь только на почтовых станциях. Так что я не прочь полежать несколько часов на кровати, пусть это будет даже гостиничная койка.
— А я просто был бы счастлив, — прибавил ван Миттен, приподнимаясь на сиденье.
— Что? Потерягь двенадцать часов! — воскликнул Ахмет. — Двенадцать часов из шестинедельного путешествия!
— Ты хочешь, чтобы мы начали спор по этому поводу? — спросил Керабан тем несколько агрессивным тоном, который был для него так характерен.
— Нет, дядя, нет! — ответил Ахмет. — Раз вам требуется отдых…
— Да, требуется. Ван Миттену — тоже. И Бруно, я полагаю. И даже Низибу, который не пожелал бы ничего лучшего.
— Господин Керабан, — подтвердил Бруно, — я рассматриваю эту идею как одну из самых удачных, какие у вас когда-либо были. Особенно если хороший ужин подготовит нас к крепкому сну.
Замечание Бруно пришлось очень кстати. Запасы провизии были почти полностью исчерпаны. А то, что оставалось в сундуках, трогать было нельзя до прибытия в Керчь, известный город на полуострове с тем же названием, где запасы можно обильно пополнить.
К сожалению, если кровати гостиницы Арабата еще были сносными даже для таких важных путешественников, то кладовые оставляли желать лучшего. Туристы, рискующие отправиться к крайним пределам Тавриды, в любое время года немногочисленны. Несколько купцов и торговцев солью, чьи лошади и тележки освоили дорогу Керчь — Перекоп, — таковы основные клиенты гостиницы в Арабате. Непривередливые люди, умеющие спать на жестких постелях и есть что придется.
Таким образом, Керабан и его спутники должны были довольствоваться достаточно бедным меню, то есть пловом — традиционным национальным блюдом, в котором было больше риса, чем курятины, и больше костей, чем мяса. Кроме того, птица была такой старой и, естественно, жесткой, что оказала сопротивление даже самому Керабану. Но прочные коренные зубы упрямого героя победили в конце концов ее неподатливость, так что и в этом случае он отступил не больше, чем обычно.
За пловом последовала миска йогурта, или квашеного молока, которая была очень кстати после борьбы с куриными костями. Затем появились достаточно аппетитные лепешки, известные здесь под названием катламас.
Бруно и Низиб получили приблизительно такие же кушанья, как и хозяева, за исключением того, что на их столе плов был заменен некой черноватой субстанцией [199] дымящейся, как чугунная плита камина.
— Что это такое? — спросил Бруно.
— Не могу сказать, — пожал плечами Низиб.
— Но вы же местный житель.
— Я не местный житель.
— Ну, почти, поскольку вы — турок, — заметил
199
Субстанция — здесь: неопределенный материальный объект.
Всегда послушный Низиб впился зубами в кусок упомянутой «подошвы».
— Ну? — спросил Бруно.
— Это совсем невкусно, но все же можно есть.
— Да, Низиб, когда умирают от голода и больше нечего положить в рот.
И Бруно решительно попробовал кушанье в свою очередь, пойдя на риск из страха похудеть.
В общем блюдо было съедобным, особенно при нескольких стаканах пива, что и доказали оба сотрапезника.
Но неожиданно Низиб воскликнул:
— Да поможет мне Аллах!
— Что с вами, Низиб?
— А если то, что я съел, было из свинины?
— Не исключено! — подтвердил Бруно. — Бедняга Низиб! Хороший мусульманин, как вы, не должен питаться мясом этого нечистого животного. Но мне думается, что если это неизвестное блюдо — из свинины, то вам остается только одно.
— Что же именно?
— Спокойно переварить его, коль скоро оно уже съедено.
Это, однако, не успокоило Низиба, скрупулезно соблюдавшего законы Пророка [200] , и поскольку он был сильно встревожен, то Бруно отправился за разъяснениями к хозяину гостиницы.
200
Пророк — человек, наделенный божественным даром, проповедник возвышенных общечеловеческих идей. Здесь имеется в виду Мухаммад.
После этого Низиб успокоился и смог без упреков совести предаться перевариванию съеденного. Кушанье оказалось даже не мясом, а рыбой чебак [201] , которую разрубают надвое вдоль как треску, сушат на солнце, коптят, подвешивая над очагом, а также едят сырой или почти сырой. Она является важным экспортным товаром на всем побережье вплоть до Ростова, находящегося на крайнем северо-востоке Азовского моря.
Итак, слуги и хозяева вынуждены было довольствоваться этим скудным ужином в гостинице Арабата. Постели показались им еще более жесткими, чем подушки кареты. Однако здесь они не тряслись по ухабам, и сон в этих не очень комфортабельных комнатах все же избавлял от накопившейся усталости.
201
Чебак — местное название леща.
На следующий день, 2 сентября, с восходом солнца Ахмет был уже на ногах и отправился на поиски почты, чтобы взять там сменных лошадей. Предыдущая упряжка, измученная долгим и тяжелым перегоном, не смогла бы отправиться в путь без, по крайней мере, двадцатичетырехчасового отдыха.
Ахмет рассчитывал привести к гостинице уже запряженную карету, чтобы его дяде и ван Миттену оставалось бы только подняться в нее и следовать по дороге на Керченский полуостров. Почта находилась на краю поселка, но там не было и следа свежих лошадей. Конюшня оказалась пустой, и начальник не смог бы этого изменить даже за золото.