Упрямый горизонт
Шрифт:
— Или первое ноября — сразу после тридцать первого, — вставило Тридцать Второе Октября.
— А я как измучился с этими воскресеньями и понедельниками! Держатся друг за дружку, словно их кто-то связал. — Восьмой День Недели с укором посмотрел на Календарь. — Вот оно как, отец, нет у тебя порядка.
— Нет порядка? — обиделся Календарь. — Я за порядком лично слежу, у меня каждый день на учёте.
— А толку-то от этих дней! Каждый из них отбирает у тебя день жизни. Взял бы ты лучше нас — мы бы у тебя ни минутки не тронули.
— Это
— А так. — Восьмой День Недели подмигнул Тридцать Второму Октября. — У нас бы время не двигалось, на месте стояло. Живи себе, не думай о завтрашнем дне.
— И всё время ночь, — сладко зевнул Двадцать Пятый Час. — Спи себе, знай, посапывай.
— Это бы ничего, — улыбнулся Календарь, — И все листочки целы?
— Все до одного! Если время стоит — куда им деваться?
Календарь сел, аккуратно подобрав листочки.
— Я бы тогда в библиотеку поступил, там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, поставил на место… Вот жизнь!
— Выдана книга тридцать второго октября…
— В восьмой день недели…
— В двадцать пять ноль-ноль…
— Вернуть книгу тридцать второго октября…
— В восьмой день недели…
— В двадцать пять ноль-ноль…
— Постойте-постойте, — забеспокоился Календарь. — Это как же? Одну книгу читать целый год?
— Ну и год. Время-то стоит, куда торопиться?
Это сказал Двадцать Пятый Час. А Восьмой День
Недели добавил:
— Да и читать никто не будет. Время стоит — значит, всё стоит, разве не понимаешь?
Календарь встал и расправил свои листочки.
— Заморочили вы мне голову. Недаром вас никуда не берут. С вами бы у нас жизнь совсем остановилась.
И зашагал Календарь дальше. Теперь уже бодрей зашагал.
Пусть листочки опадают. Пока они опадают, мы движемся: из сегодня в завтра, из завтра — в послезавтра… Мы движемся, а значит — живём!
Книги на полке
Не тесно ли книгам стоять на полке?
Наверное, тесно.
А как сделать, чтобы им не было тесно?
Попробуем взять одну книгу и почитать.
Вот книга обрадуется!
— Уф, — скажет книга, — застоялась я в шкафу, нора поразмять страницы.
И мы поможем ей поразмять страницы. Не мять, а только слегка поразмять, перелистывая их по ходу чтения.
И пока мы будем эту книгу читать, тем, другим книгам уже не будет тесно на полке.
Но конечно, когда мы книгу прочтём, придётся её опять поставить на полку — не валяться же ей посреди комнаты.
— Устала я страницами шелестеть, — скажет книга, захлопнув обложку. — Да и соскучилась по своим.
И мы поставим её на полку, в прежнюю
Да, когда мы поставим её, книгам на полке опять станет тесно.
А как сделать, чтобы им не было тесно?
Совершенно верно: взять ещё одну книгу и почитать.
А потом взять ещё одну книгу и почитать.
Если всё время книги читать, им никогда не будет на полке тесно.
Случай на странице, где живут царь с царицей
В некоторой книге, где растут на дереве фиги, посреди страницы, которой правят царь и царица, жили-были у этих царя с царицей три сына. Первый был семи пядей во лбу… Ты знаешь, что такое семи пядей во лбу? Это значит, что он был очень умный. Второй сын был ещё умней — восьми пядей, а третий поглупей — шести, а то и четырёх пядей… Так можно было бы сказать, но так говорить нельзя. Так говорить неправильно.
И были эти три сына похожи как две капли воды… Обидно, конечно: три сына, а похожи как две капли воды. Куда, спрашивается, девалась ещё одна
капля? Оказывается, можно быть похожими лишь как две капли воды. Ни каплей больше или меньше.
Когда родился первый сын, царь с царицей были на седьмом небе. То есть они очень радовались.
И когда родился второй сын, они были на седьмом небе. И когда родился третий — тоже на седьмом.
Ни на шестом, ни на восьмом небе им побывать так и не удалось, потому что так говорить нельзя. Так говорить неправильно.
Когда сыновья выросли, они выглядели на все сто… Это значит, что они очень хорошо выглядели. И придворные, увидев их, согнулись в три погибели (очень низко) и наговорили с три короба (очень много) комплиментов.
— Опять двадцать пять! — сказал царь, потому что опять всегда было двадцать пять, а не двадцать шесть и не двадцать четыре. — И когда я вас отучу от этого подхалимства?
А сыновья высказались более решительно:
— Всыпать им по десятое число и прогнать в пятнадцать шей на все двадцать четыре стороны.
И сразу все увидели, что сыновья выглядят не на все сто и что у них не по семи и даже не по четыре пяди во лбу, а что они довольно-таки средние сыновья, к тому же необразованные.
Потому что всыпать можно только по первое число, прогнать в три шеи и только на все четыре стороны. К тому же таких грубых выражений культурные люди не должны употреблять. Надо говорить и грамотно, и культурно.
Вот и вся сказка, рассказанная, правда, с пятого на десятое, то есть с большими пропусками. Потому что с десятого на двадцатое было бы слишком коротко, а со второго на пятое — слишком длинно.