Упрямый хутор
Шрифт:
– Вот наш тракторист, - представил старик инвалида, - Кузьма Головенко. Оставался дома по случаю непригодности к военной службе. Увечье получил не на фронте. В каком году, Кузьма, в тридцать восьмом? Из Кургана с базара ехал, под поезд угодил, выпивши... Тракторист был так себе, получше его ребята работали, - как и я, скажем, в те годы в председатели не годился. Но теперь придется нам обоим подтянуться!
– Кто же из вас старше?
– спросил Дорохин.
– Мне, товарищ лейтенант, тридцать два года, - ответил Головенко.
– Что ж ты так себя запустил?
– спросил старшина.
Головенко потеребил клочковатую, нечесаную бороду, глуповато ухмыльнулся, промолчал.
– Парень ждет со дня на день, - ответил за него Харитон Акимыч, - что его - за машинку, и в конверт. Вернется наша мэтэес - судить его будет за дезертирство. Назначили его трактора угонять, с девчатами и теми механиками, что по броне остались, а он бросил машину, вернулся с дороги домой. Вот какое с ним положение... А я ему говорю: "Надо сделать, Кузьма, так: пока вернется мэтэес, чтобы ты уже тут отличился перед Советской властью! Всю землю чтоб нам попахал! Может, и помилуют тебя". Там еще, товарищ лейтенант, мои члены правления ожидают, - Марфа Рубцова и Дуня Сорокина. Как бы их пропустить сюда?
– Да что у меня тут - контора колхоза?
– Дело есть к вам.
– Какое дело?.. Ну пусть зайдут.
В блиндаж вошли две женщины: одна - лет пятидесяти, с сухим, строгим, в глубоких морщинах лицом, чернобровая, другая - лет двадцати пяти, круглолицая кареглазая блондинка, статная, с сильными, налитыми плечами. Обе, видно, принарядились в лучшее, что осталось у них: старшая - в белых носочках и тапочках, молодая - в поношенных, больших, не по ноге, грубых сапогах, но в шелковой блузке, с бусами, чуть подкрасила губы. На блузке у нее, под платком, накинутом на плечи, Дорохин заметил орден Трудового Красного Знамени.
– Это Евдокия Петровна, - представил Харитон Акимыч молодую.
– Бывшая доярка, трехтысячница. Между прочим - невеста. Перебирала до войны женихами - тот работящий, да некрасивый, тот красивый, да неласковый. Когда мы ее теперь выдадим замуж? А это старый член правления, и до войны была в правлении - Марфа Ивановна.
– Здравствуйте, - пожал им руки Дорохин.
– Садитесь.
Встал, уступив им место на своем ложе, вырезанном из земли, присыпанном травою и застланном плащ-палаткой и шинелью. Женщины чинно сели.
– Ну, девчата, просите лейтенанта!
– сказал Харитон Акимыч, тряся головой.
– Да получше просите, пожалостливее!
– О чем? Чем я вам могу помочь?..
– Ты не говорил, что ли, Акимыч?
– спросила старшая.
– Нет. Рассказывайте вы, по порядку.
Помолчали.
– Трактор бы нам надо, товарищ лейтенант, - начала Дуня.
– А еще что? Молотилку? Комбайн? Грузовик?
– рассмеялся Дорохин. Вон у артиллеристов тягачи стоят без дела. Попросите, - может, вспашут вам гектаров сотню. Только вряд ли вспашут. Кто же разрешит им расходовать боевое горючее?
– Нет, нам не так, чтобы на время. Нам надо трактор насовсем.
– Насовсем? Ишь ты! Ну, обратитесь к командиру
– Мы тебе, Дуня, - сказал старшина Юрченко, - можем жениха хорошего выделить. Прикажет товарищ лейтенант, построю роту - выбирай любого. Только опять же не насовсем - пока здесь стоим.
– Погодите, товарищи, не смейтесь, - сказала Марфа Ивановна.
– Дело серьезное. Трактор есть. Надо его вытащить.
– Трактор есть, - подтвердил Головенко.
– Откуда вытащить?
– Из речки, - сказал Харитон Акимыч.
– В речке трактор, в Миусе. Утопили.
– Вот он знает место, - указала Дуня на Головенко, - где утопили.
– Знаю... Значит, товарищ лейтенант, дело было так. Когда угоняли трактора, один был не на ходу. Какая-то ерундовая неисправность, чего-то не хватало, я уж не помню чего, - в коробке скоростей какой-то шестеренки, что ли. Не то чтобы совсем утильсырье. Трактор этот я знаю. Из нашей бригады. Хороший трактор, но не ходовой. А тут горячка: "Давай, давай!" Ну, куда ж давай? Зацепили его тросом с того берега на другой и утопили в Миусе. Магнето, динамику, конечно, сняли. Еще кое-что сняли по мелочи. Ну, это мы найдем.
– Где "найдем"?
– У меня есть.
– Натаскал?
– Натаскал... Вернулся домой, пошел на усадьбу мэтэес, по мастерским прошел - там чего только нет! Бросили впопыхах. Смазал солидолом, уложил в ящики, закопал в землю... Спекулировать собирался, думаете? Нет. Кабы для себя - держал бы в секрете...
– Не знаю, как насчет железа, - сказал Харитон Акимыч, - а вот дерево, товарищ лейтенант, - сто лет пролежит в воде, и гниль его не берет! Отчего оно так получается? Только чтобы уж совсем было в воде. А если на земле, на воздухе и в мокроте, - быстро сгниет.
– Так вы чего от меня хотите?
– спросил Дорохин.
– Чтобы я вам трактор вытащил? Чем?
– Вы же сами сказали про ваших пушкарей, что у них тягачи стоят без дела.
– У них - не у меня.
– Ох какой вы!
– вспыхнула Дуня.
– "Не мое дело! Обратитесь к такому-то..." Нам без трактора никак не обернуться! Не посеем - жить нечем, голодать будут люди! Он же здесь, в этом хуторе, был, здесь его и утопили. Это место как раз перед вашими окопами, потому и пришли к вам. Если б захотели помочь... Вы свои люди тут в дивизии. Вам скорее тот командир даст тягача!
– Товарищ лейтенант!
– сказал Харитон Акимыч.
– Вы не обижайтесь на Евдокию Петровну. Она у нас немножко нервенная. Ее за орден при немцах три раза в гестапо таскали...
– Вот я расскажу, товарищ лейтенант, как у нас работа идет, - встала Марфа Ивановна.
– Акимыч говорил, вы из хлеборобов, поймете. Двенадцать коров у нас работают. По две пары в плужок запрягаем - три плуга. И две лошади - сеялку тягают. А еще ж надо и заборонить. Три гектара в день вспахать, засеять - больше мы не в силах, как ни крутись! За две недели сорок гектаров просеяли. Ну, еще сорок посеем. Что это для колхоза?..