Ураган. Последние юнкера
Шрифт:
Мы неизменно гоним красных, хотя они во много раз превосходят нас числом. У них бронепоезда, базы, сколько угодно снарядов и патронов. У нас лишь то, что при себе — повозки со снарядами, взятые с бою и оплаченные кровью.
Красные окружают нас часто, пытаются сжать и раздавить, засыпают гранатами, ведут непрерывный ружейный и пулеметный огонь, не жалея снаряжения.
Но высок престиж генерала Корнилова и идей Добровольчества, сильна вера в свою правоту и в победу у всех партизан, юнкеров, казаков и офицеров. Под Выселками мы разбиваем банды Автономова, а на другой день выбиваем армию «главковерха» Сорокина14
Мы гоним их всегда. Корниловские ударники, не знающие отступления; «Дети генерала Боровского»; офицеры генерала Маркова; наступающие, держа равнение, как на параде, «чернецовцы», помнящие своего героя-есаула; бывшие юнкера — михайловцы и констан- тиновцы, скачущие со своими орудиями часто впереди цепей и стреляющие «прямой наводкой»; девушки-гимназистки и ударницы из отряда Бочкаревой еле вытаскивают тяжелые, солдатские сапоги из черноземной жижи, несут винтовки, а иной раз тащат пулеметы, не отставая от цепи, — у них тоже «ударные углы» на рукавах: «Свобода или смерть»; казаки-кубанцы, конные и пешие (пластуны), казаки славных полков: Запорожского, Уманьского, Линейного, ушедшие от большевиков из своих станиц и хуторов; черкесы на конях с зеленым флагом пророка Магомета: у них позади — сожженные аулы, разрушенные мечети, оскверненный Коран, изнасилованные жены, сестры и дочери, убитые старики и дети.
Под грохот пушек, в большинстве красных, идет вперед цепь, не знающая отхода, ибо отход может быть только на подвижной лазарет, где тысяча раненных товарищей ожидает результата боя. Отход — это конец всему, смерть.
Лежанка, Выселки, Кореновка, Некрасовская, Ново- Леушковская, Усть-Лабинская, Ново-Димитриевская, Филипповские хутора, аул Нешукай... Все это этапы побед и крови. Когда в боях проходят дни и недели, и каждый день видишь убитых, своих и чужих, смерть начинает казаться нормальной, естественной. Умереть, это значит стать как земля, как степной ковыль, как небо.
Почти в каждом бою есть критический момент, когда считаешь себя уже пропавшим и в горле сухо от нервного напряжения. Но когда бой кончен, настает странная тишина. Мир кажется сном, а настоящей жизнью — бой... Потом хочется только есть и спать. Природа берет свое.
Но сон короток. Еще темно и уже скрипят по станице колодцы-журавли, пьют, пофыркивая, кони. Сонно переругиваются невыспавшиеся ездовые; звездочками засветились огоньки хат. Лают охрипшим хором станичные цепные псы. Заамуничивать и запрягать!» — командует дежурный по батарее. Тяжелые запряжки, позвякивая амуницией, хлюпают по грязи.
С другого конца станицы и с хуторов, где только что пропели петухи, с той окраины, где ночевала конница, протяжно звучит труба — «Поход»:
Всадники, други, в поход собирайтесь!
Радостный звук вас ко славе зовет!
За царя и за веру сражайтесь...
Поход, вечный поход... Степные травы уже поднялись и пахнут горько и хмеляще.
«Да посрамлен будет тот малодушный,
Кто без приказа отступит на шаг!.
— звучит по степи.
Тянет холодным, предрассветным степным
В трех-четырех верстах впереди видны на гребне крылья ветряков и фабричная труба, а налево можно различить телеграфные столбы железной дороги.
Вот колонна зашевелилась и начала расползаться в обе стороны. Воздух разорвали первые пристрелочные шрапнели из-за далекого гребня. Все задвигалось быстрее. Роты разошлись взводами, передние уже рассыпались бегом в цепь и быстро идут вперед.
Орудия Первой батареи свернули со шляха и рысью двинулись за цепью. Очередь неприятельских гранат заставила пригнуться и с грохотом разорвалась в десятке метров от орудий. Комья чернозема засыпали ездовых и коней, запахло тротилом.
Атаку Выселок с фронта ведут партизаны генерала Богаевского. Их цепи, встреченные сильным пулеметным огнем, то ложатся, то снова бегут вперед, застилаемые черным дымом рвущихся гранат. Батарея попадает в сноп пулеметного огня: «Налево кругом!» «Стой!» «С передков!» — кричит командир. «Прямо по цепи! — Направление на трубу! Сорок! Трубка сорок! Огонь!»
Пушка подскакивает, обдаваемая пылью. Командир стоит на зарядном ящике с биноклем. «Правее ноль двадцать! Огонь!» Через десять минут: «Бегут сволочи! — кричит командир. — Передки на батарею!» Пули свистят, но мы скачем вперед. Нас обгоняют текинские степные кони... штаб Корнилова. С тем же трехцветным флагом, привлекающим огонь красных пулеметов, генерал Корнилов спешит к атакующей цепи. Партизаны не ждут генерала и бегут вперед. Большевистские пулеметчики с чердака паровой мельницы дерзко застрочили из всех пулеметов, пытаясь удержать атаку партизан. По всему фронту слышно — «Ура!» Стрельба обрывается — красные бегут!
Теперь все приходит в движение: зарядные ящики, подводы лазарета, все движется вперед. На околице станицы, против паровой мельницы, лежат, раскинув руки и устремив безжизненные глаза в небо, юноши- партизаны, донские юнкера, кадеты, гимназисты. Их убито несколько человек. Далеко по степи бежит в полном беспорядке, «армия» товарища Автономова15. Не скоро ее остановят и приведут в боеспособное состояние.
После боя становится известно, что отдыха не будет: завтра на рассвете мы идем на станицу Кореновс- кую и станцию Станичную выбивать «армию главковерха» Сорокина, насчитывающую в своих рядах около тридцати тысяч красноармейцев, несколько батарей и два бронепоезда. В составе Сорокинских войск находится и «непобедимая» «Железная дивизия».
Припекает солнце. Травы поднимаются, согретый воздух течет вверх, поднимая причудливым маревом далекие хутора, клуни, стога, железнодорожные будки. Белые станичные хаты нарядились в кружева вишневых садов.
Весна, весна! Какой радостью охватывает она все наше существо. Как хороша жизнь...
Сегодня, 17 марта, наша батарея идет вместе с Офицерским батальоном в составе обходной колонны. Колонну ведет молодой генерал — Сергей Марков, как всегда, в высокой белой папахе и в полушубке. Он в хорошем настроении и шутит с артиллеристами.