Ураган
Шрифт:
— Хорошо придумали, лучше и не надо.
Старик Сунь остановился возле серого коня:
— Этому лет немало. Вроде как мне. — И, открыв коню рот, возчик воскликнул: — Ни единого темного пятнышка!
У Цзя-фу поднял голову и с интересом спросил:
— Это что же за темные пятнышки, дедушка?
Возчик снисходительно улыбнулся:
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
— Когда мне было четырнадцать, я уже все в лошадях понимал. Ну, иди сюда, я тебя поучу. Когда лошадь стареет, резцы у нее стачиваются и темных углублений — чашечек — на зубах
У Цзя-фу немного отступил, чтобы, в случае чего, облегчить себе бегство, и серьезно сказал:
— Ты, наверное, тоже много соломы съел. Раскрой-ка рот и покажи: остались у тебя еще чашечки?
Старик было кинулся за проказником, но увидев, что его не догнать, махнул рукой и только сказал со вздохом:
— Когда мне было четырнадцать лет, я уже все знал про лошадей, а этот сорванец ничего не понимает, только смеется над всеми. Какой из него выйдет крестьянин!
В центре площадки был установлен небольшой столик. Го Цюань-хай подошел и постучал о него трубкой:
— Внимание! Сейчас начнем распределять! Каждая безлошадная семья может взять по желанию лошадь или корову. Лучшие лошади и коровы привязаны в западном углу площадки.
— Все знают, где какие привязаны. Ты начинай, а то время к обеду подходит! — нетерпеливо закричали со всех сторон.
Го Цюань-хай опять постучал по столику:
— Не торопитесь! Я еще несколько слов хочу сказать. Распределили мы имущество, теперь тягловую силу распределяем, а как мы с вами получили все это богатство?
— Коммунистическая партия помогла! — ответили собравшиеся.
— Правильно! Будете вы теперь на этих лошадях землю пахать, молотить, дрова возить. Не забывайте, как все это досталось. Никогда не забывайте тех, кто взрастил для вас эту новую жизнь.
— Конечно, не забудем! — раздалось в ответ.
— Ладно, земляки, начнем! — поднял руку Го Цюань-хай и подозвал оспопрививателя. Тот стал выкликать имена.
Первой в списке стояла вдова Чжао. Когда оспопрививатель произнес ее фамилию, вдова замахала руками:
— Не надо! Не надо! Мне совсем не надо!
— Почему ты отказываешься? — удивился подошедший к ней старик Чу.
— На что мне? Мужчин у нас в семье все равно нет. Кто же будет ухаживать за лошадью? Лучше отдайте кому-нибудь другому.
— А пастушок чем не мужчина?
— Нет, нет, не надо. Пастушок хочет отделиться и жить самостоятельно, а мне и Со-чжу лошадь ни к чему!
Возчик тотчас же смекнул, что, если вдова возьмет лошадь, можно будет во время вспашки пристроиться к ней в компанию. Она женщина добрая. Он подбежал к вдове и зашептал ей на ухо:
— Ты бери… бери. Не беспокойся, что некому будет ухаживать. Ко мне поставишь. Я и накормлю, и напою, и почищу. Тебе никакой заботы не будет…
— Да нет, дедушка, не возьму. Пусть уж другие…
— Постой! Ты меня слушай! Я тебе сейчас
Но как ни уговаривал старик, вдова наотрез отказалась от лошади.
Оспопрививатель выкрикнул фамилию Го Цюань-хая. Возчик бросил вдову Чжао и поспешил к председателю крестьянского союза:
— Председатель Го! Бери серую кобылу. Вон ту, что у вяза стоит! Я тебе ручаюсь: знатная лошадь. Она еще молодая и в первый раз жеребая. Весной у тебя, понимаешь, две будет…
— Так если она весной ожеребится, как же я пахать на ней буду? — рассмеялся Го Цюань-хай.
— Ты не смотри на это, председатель! — убеждал возчик. — И через месяц не опоздаешь.
Го Цюань-хаю было все равно. О себе он думал меньше всего. Председатель взял серую кобылу, привязал ее к столбу под окном школы и вернулся к столу.
Когда вызвали старика Чу, он стоял возле черного, как вороново крыло, быка. Старик давно уже облюбовал его, решив, что с быком будет куда спокойнее. Во-первых, бык сильнее и выносливее лошади, во-вторых, ночью его не надо кормить, а в-третьих, если лошади не давать зерна, она отощает, а быку ничего не сделается. К тому же в этом году у старика Чу с зерном было туго. Есть, правда, один недостаток: пахать на быке дольше придется, чем на лошади, да ничего, обойдется…
— Эй, старина Чу! — окликнул его молодой крестьянин. — Почему лошадь не берешь? Нарядов испугался?
— Не суйся не в свое дело! — огрызнулся старик. — Кто тебе сказал, что я боюсь нарядов? Будут наряды, я на бычке отработаю.
— А ты себе какую лошадку приглядел? — спросил возчика старик Тянь.
— Гм… — неопределенно промычал Сунь. — Еще не приглядел.
На самом же деле возчик раньше всех высмотрел серого в яблоках жеребца. Едва оспопрививатель собрался произнести имя Суня, как старик опрометью кинулся к вязу, возле которого стоял облюбованный им конь.
— Эй, старина Сунь! — крикнул Чжан Цзин-жуй. — Чего ухватился за слепую лошадь?
Но возчик уже вскочил на жеребца, который встретил такое обращение с явным неудовольствием. Он заржал и начал брыкаться.
— Сам ты слепой! — презрительно ответил старик Сунь, гарцуя на жеребце. — Такие называются «яшмоглазыми». Это, если хочешь знать, самые лучшие в мире кони.
— Дедушка! — крикнул У Цзя-фу. — Осторожней! Он еще, чего доброго, подкинет тебя, убьешься!
Старик Сунь рассмеялся:
— Кого? Меня подкинет? Ха-ха! Я уже сорок лет возчиком и на своему веку объездил немало коней. Видел кто-нибудь, чтоб я с лошади упа…
Но он так и не докончил слова. Жеребец вдруг взвился на дыбы.
Перепуганный возчик судорожно прижал ноги к бокам лошади и вцепился в гриву. В следующий момент жеребец рванулся и понесся по площадке. Старик Сунь побелел, как мел, хотел крикнуть, но у него перехватило дыхание. Люди бросились на помощь, однако остановить жеребца уже было невозможно. Он шарахнулся от людей и круто повернул к воротам. Возчик не удержался и кубарем скатился в сугроб, а жеребец так стремительно поскакал по шоссе, что только вихрь закружился.