Ураган
Шрифт:
Столпившись возле кана, активисты окружили председателя. Он открыл коробку. В ней лежали золотые серьги, броши, шпильки, а на дне — пачка каких-то документов.
Го Цюань-хай снова послал за Хуа. Тот немедленно явился. В руках оспопрививателя были счеты. Он захватил их, полагая, что председателю вновь понадобятся его бухгалтерские услуги.
— Скорей полезай сюда! Прочти нам, что тут такое написано! — крикнул Го Цюань-хай.
Хуа нацепил очки и, небрежно взяв в руки документ, рассмотрел его и вернул обратно.
— Купчая
— Тут написано нижеследующее, — объявил оспопрививатель. — «Восьмого августа 1946 года бандит Сяо Сян вместе со своей бригадой принудил меня отдать бездельникам пятьдесят шанов унаследованной мною от моих предков земли, за которую я получал законную аренду. Земля моя была роздана: Ли Чан-ю, Чу Фу-лину, Тянь Вань-шуню, Чжан Цзин-сяну и Сунь Юнь-фу (конюху)…»
Не успел Хуа докончить последнее слово, люди зашумели, как вода, прорвавшая плотину. Громче всех кричал старик Сунь:
— Это же контрреволюция! Сукин сын, даже мою фамилию прописал! Как он посмел, собака!
— Еще бандитом обзывает спасителя наших бедняков! — крикнул старик Тянь.
— Да ведь этот Ду — предатель! — продолжал бушевать возчик. — Он во времена Маньчжоу-го был начальником отряда самообороны и вместе с японцами ходил на сопку ловить партизан. Он говорил, что это хунхузы.
Пришел старик Чу. Возчик, торопясь, рассказал ему о находке и добавил:
— Ты, брат, тоже попал в этот список.
— Ах он негодяй! — рассвирепел Чу.
— Кстати, куда делся Добряк? — неожиданно спросил Го Цюань-хай.
— Притворился бедняком и поехал на сопку дров себе нарубить.
— Ловить его не станем, — сказал Го Цюань-хай, — но и разгуливать ему не позволим.
— Давай же поступим так, как в старину поступали, — предложил возчик, — если какой-нибудь негодяй нарушал установленный закон, то чертили на земле круг и ставили в него преступника. Железной решетки хотя и нету, а за черту выйти не разрешалось. Вот и стой себе в круге.
— Правильно придумал, старина! Устроим нашим помещикам такое же наказание, — зашумели вокруг.
— Внимание! — воскликнул Го Цюань-хай. — Есть еще одна бумага. А ну, Хуа, что в ней написано?
Оспопрививатель обстоятельно изучил бумагу и наконец проговорил:
— Это — «Список кадров крестьянского союза деревни Юаньмаотунь». Внизу примечание: «Кадрами у них называют чиновников коммунистической партии». Вот кто числится в списке: Чжао Юй-линь, Го Цюань-хай, Ли Чан-ю, Бай Юй-шань, Чжан Цзин-сян…
Хуа долго читал перечисленные помещиком фамилии активистов, затем огласил фамилии крестьян, получивших конфискованное помещичье добро. В списке значилось: кому достались лошади, какой масти и какого возраста, кто получил гаолян, бобы, соевое масло.
Когда Хуа кончил,
— А среди активистов разве моей фамилии не значится?
— Не значится. То, что тебе досталась одна конская нога, — это значится. — Оспопрививатель заглянул в список: — Одна нога рыжего коня… так, что ли?
— Так, так, это все правильно… А про то, что я начальника Сяо привез, разве ничего не написано?
Оспопрививатель неторопливо снял очки, и на его темном лице появилась улыбка:
— Правильно. Помещик про это написать забыл. Не расстраивайся, я могу приписать.
Го Цюань-хай подозвал Чжан Цзин-жуя, передал ему найденные документы и велел сейчас же свезти их к Сяо Сяну и спросить, как поступить с помещиком.
Чжан Цзин-жуй скоро вернулся и привез от начальника бригады письмо. В нем говорилось, что нужно созвать собрание бедняков и батраков, огласить эти списки и послушать, что скажут люди. Бить, однако, Сяо Сян запрещал. Активисты обязаны приостанавливать всякое самоуправство. Если помещик Ду составлял подобные списки, то вполне вероятно, что у него имеется также и оружие. Нужно заставить помещика указать, куда он его спрятал.
Го Цюань-хай созвал собрание, которое затянулось до глубокой ночи. В сердцах людей гнев клокотал так же сильно, как и в день суда над Хань Лао-лю.
Старик Чу требовал немедленно выгнать всю семью помещика Ду из усадьбы и поселить их в лачугу: пусть, мол, отведают горькую бедняцкую долю. Посмотрим, как они тогда станут заниматься контрреволюцией!
Чжан Цзин-жуй добавил, что так надо было бы поступить и со всеми другими помещиками.
— Все согласны с таким предложением? — спросил Го Цюань-хай.
Грянул гром рукоплесканий. Некоторые тут же стали собираться, чтобы как можно скорее выбросить помещиков из их домов.
— Подождите! — остановил Го Цюань-хай. — Дело вот еще в чем: если помещики составляют такие списки, у них может оказаться и оружие. Что касается Ду Шань-фа, вся деревня знает, что он имел связь с бандой и являлся начальником отряда самообороны. А если у Ду Шань-фа найдется оружие, — спросил Го Цюань-хай, — и он откажется выдать его нам, что тогда с ним делать?
— Будем бить, пока не скажет!
— Выцарапаем ему глаза, чтоб он, если у него даже и останется оружие, не видел, куда стрелять.
Го Цюань-хай рассмеялся и покачал головой:
— Нет, так не выйдет! Кто пустит в ход кулаки, тот нарушит политику председателя Мао. Сперва следует допытаться: есть ли у этого Ду оружие.
— Чего там еще допытываться, — вмешался возчик. — Я вам так скажу: в том самом году, когда выгнали японцев и гоминдановская банда пришла сюда, сын Ду и старший сын Хань Лао-лю приезжали домой. Я своими ушами слышал, как они стреляли во дворе. А из чего они, спрашивается, стреляли?