Уральский парень
Шрифт:
— О чем задумался? — спросил Володя.
Славка вздохнул.
— Так. Взгрустнулось что-то, — отозвался он неохотно. Володя поглядел внимательно на друга, кинул в озеро камешек.
— Трудно придется тебе в жизни, Славка.
— Это почему же? — встрепенулся Миронов, покосился на Балашова.
— Сложный ты какой-то, что ли. На ерунду порой можешь засмотреться, а главное упустишь. Или вот сегодня. Что-то тебе не по нутру пришлось в этом Шишкине, и чепуха всякая полезла в твою голову.
—
— Не будем, — кивнул головой Володя и улыбнулся: — Ты стихи не пробовал писать?
— Не пробовал. А вообще иногда хочется, Боюсь, не получится.
— Я первый раз боялся молотком по зубилу ударить. Думал, промахнусь—и по пальцам. Как боялся, так и получилось. Так саданул по пальцам — неделю болело. Потом ничего. Перестал бояться — и получилось.
Ветер совсем стих. Озеро окаменело, стало гладким, как зеркало. Солнце клонилось к вечеру.
5
«Володя, ты очень нужен. Мы ждем тебя с Люсей у нас. Приходи обязательно. Галя».
Володя пожал плечами: интересно, для чего он так срочно понадобился? Вечером все равно встретится с Галей. Это первое. А второе — ждала бы одна Галя… Но почему с Люсей? С нею знаком мало. Девушка она красивая, с чудесными синими глазами, но молчаливая. Привычка у нее — глядеть собеседнику в глаза. Галя говорила, что это от близорукости. Да хоть бы от чего: все равно неудобно, когда она неотрывно смотрит на тебя.
— Мама, Галя сама принесла эту записку? — спросил Володя, садясь за стол.
Мать поставила перед ним сковородку жареной картошки, села на табуретку.
— Сама, — ответила мать. — Я воду из колодца носила. Отобрала у меня ведра и мигом кадочку наполнила. Соседки посмеиваются: не сноха ли в доме объявилась?
— Они скажут, — смущенно пробурчал Володя.
— Трудно мне одной, Володенька, — вздохнула мать. — Годов-то уж много. Уедешь в армию — и останусь одна-одинешенька.
— Переходи к Василию. Он тебя давно зовет. А сюда пусти квартирантов.
— Василий — отрезанный ломоть. У него своя семья. С Анюткой нас мировая не возьмет. Грубая больно. Да и как я из дома своего уйду? С отцом его строили сами. Каждый уголок и бревнышко к сердцу прикипели. Нет уж, хоть и сын мне Василий, а дома лучше.
Девушки, ожидая Володю, сидели на лавочке
— Явился по вашему велению.
Но девушки не поддержали шутливого тона: Люся была не в настроении, присмирела и Галя.
— Володя, — сказала Люся. — Мама очень просит тебя зайти к нам.
— К вам? — удивился Балашов. — Это по какому же делу?
— Если надо, значит надо, — решительно заявила Галя. — Идемте!
Володя не посмел отказаться, хотя не хотелось ему идти к Воронцовым. Мария Петровна Воронцова была известным человеком в городе: преподавала географию в средней школе, частенько выступала с публичными лекциями. Володя у нее не учился, но от других слышал, что учительница Воронцова строгая, не очень приветливая.
Марии Петровне нездоровилось. Куталась в пуховую шаль и говорила в нос. Ей было под пятьдесят, но она хорошо сохранилась для своих лет. Синие умные глаза глядели еще молодо. Светлые волосы собраны сзади в валик. И, может быть, потому, что они были светлые, седина на висках не так бросалась в глаза.
Володя растерялся. Руки казались чересчур длинными, их некуда было деть, а неуклюжие ноги несли совсем не туда, куда следовало.
Обстановка в доме была богатая: черный величавый сервант, мягкие с гнутыми спинками стулья, книжный шкаф во всю стену, огромное зеркало, пианино. Володя опасался за что-нибудь ненароком задеть. А получилось как раз то, чего боялся: чуть не уронил стул. Когда садился за стол, так двинул его коленками, что тот жалобно скрипнул и сдвинулся с места. Володя готов был провалиться сквозь землю. Но хорошо было уже то, что на его неуклюжесть никто не обратил внимания.
— Люсенька, — попросила Мария Петровна, — согрей, пожалуйста, чай.
Она села напротив Балашова и поставила перед собой маленькую шкатулку.
— Девушки сказали, что тебя зовут Володей. Так я тебя и буду называть. Хорошо?
Он кивнул головой. В горле застряло что-то сухое, а прокашляться стеснялся.
— Меня, Володя, интересует всего лишь один вопрос. — Мария Петровна взглянула на него глазами, полными печали, открыла шкатулку, достала медальон… тот самый, который он подарил Гале. — Где ты взял его, Володя?
— Нашел, — прохрипел он.
— Очень прошу рассказать: где, когда. Для меня это крайне важно.
Балашов прокашлялся в кулак и, путаясь, рассказал историю находки. Вернулась из кухни Люся, пристроилась рядом с матерью, прижавшись головой к ее плечу. Как они похожи! В молодости Мария Петровна была, видимо, такой же красавицей, как теперь дочь.
— Портсигар у тебя здесь?
Володя отдал портсигар Воронцовой. У нее дрожали пальцы. Открыв портсигар, она спросила глухим голосом: