Уральский вариант
Шрифт:
– - Ну, чего замолк ?
– спросил довольный Чапаев.
– Давай, зюзюкнем, что-ли, по сто грамм за здоровье немецкого шпиона Петьки ?
Фурманов стоял, как вкопанный, и в дальнеший разговор отчего-то не вступал. Анку выдавать не хотелось, так как больше баб в радиусе шестисот километров наверняка не было.
– - Ага, - сказал он голосом человека, укушенного тремя крупными мухами це-це в одно место. Василий Иванович налил ему сто грамм, и данный продукт был равнодушно вылит в политруковскую пасть
– - Ну ладно, ты, пожалуй, иди, а я тут обдумаю план, - сказал Чапаев, выводя Фурманова на улицу.
– - Ну, хамло интиллигенское, - сказал он, вернувшись к своей сабле.
– пролетариев оскорблять и ихнюю самогону жрать ? Ох, чешутся мои руки тебя к стеночке поставить...
Фурманов прямым ходом отправился к Петьке, которого решил вывести на откровенности и, таки образом, получить компрометирующий материал. Грустный Петька сидел на завалинке походной кухни, разместившейся вследствие затишья в амбаре, и предавался меланхолии.
– - Чего надо ?
– хмуро спросил он подошедшего к нему и вставшего в ожидании Фурманова.
– - Давай, что ли, пойдем выпьем, - сказал политрук.
Петька посмотрел на небо и зевнул.
– - Чегой-то не охота сегодня... Птички низко летают... Заразы, - добавил он, смахнув с носа нечто, упавшее с небес, - К дождю, видать...
– - К дождю, - согласился политрук.
– А хочешь, Петька, я тебе про синк транзит расскажу ?
– - Про что ?
– испугался Петька.
– - А про смысел жизни.
– - Валяй, - сказал Петька, которому было все равно.
– - Так слушай... Вот видишь, птичка проле...
– - Не надо про птичек, - сказал Петька, доставая из помятого сапога ногу в протухшей позапрошлогодней портянке. Фурманов отвел нос и зажал его двумя пальцами.
– - Ну вот, - сказал он сипло, - тогда я тебе про гетер расскажу.
– - Это про кого ты ?
– удивился Петька.
– - Это я про баб, - успокоил его политрук.
– - Ну, давай, - вздохнул Петька, засовывая ногу и соответствующую портянку обратно в сапог.
– - Так вот... гм... да... вот...
– - Это все ?
– спросил Петька равнодушно.
– - Чего "все" ?
– - Чмокаешь чего-то... Ты про баб давай.
– - А, про баб... да... гм...
– - Ну, я пошел, - сказал Петька.
– Это чавканье и чмоканье я потом дослушаю.
– - Ну Петька, погоди ! Я ж к тебе со всей
душой !
– - Пошел ты в задницу, Дмитрий Андреич, сказал Петька вполне культурно.
– Я спать хочу.
– - Ну иди, пролетарий хренов, - прокричал ему вдогонку разгневанный Фурманов.
– И помни, чтоб вечером был в наступлении, а то мы тебя к стенке лицом поставим и пару пуль в лоб !
– - Иди, иди, - сказал Петька, помахивая цепью от подбитого совершенно случайно немецкого
Вечером, перед наступлением, Фурманов решил предложить начдиву план разоблачения немецкого шпиона. Василий Иванович посмотрел на политрука с сомнением. Ему еще сильнее захотелось его расстрелять.
– - Я че говорю, Василий Иваныч, - сказал политрук.
– чтоб узнать наверняка, кто в нашей дивизии шпион, надобно каждому сказать, например, в какой канаве при наступлении нашинский пулемет будет мокнуть.
– - А на фига им всем это знать ?
– удивился начдив.
– - Так всем надоть сказать по разным канавам. И вот, в чью канаву снаряд от беляков в виде презента прилетит, тот, значит, и ихний шпион.
– - Фигню ты придумал, паря, - сказал начдив.
– Снаряд - живность летучая. Куды захочет, туды и шарахнет... Лучше надо всех живьем по канавам рассадить и бе... то есть нет, бредня какая-то... Ну ладно, шел бы ты отседова, а то совсем мне голову заморочил...
Политрук пожал плечами и пошел прочь. Василий Иванович подумал с минуту и окликнул его.
– - Дмитрий Андреич, - сказал он миролюбиво.
– А ведь ты дело придумал. Только вот чего... Всей дивизии про пулемет говорить, я думаю, нету никакого смысла, да и канав столько не найдешь. Скажем токма тем, кто в штаб заявляется и чего-нибудь такое прослышать может... Вот... Я чего говорю-то, скажем... э... Петьке, конюху Митричу, тебе и Анке... то есть нет, тебе говорить, верно, смыслу тоже нет никакого. Ну вот.
– - Тогда надо сказать. Скажем Петьке, что вон в той канаве, с разбитой телегой, Анке, что вон в той, с лопухами, а Митрич - он старый, ему скажем, что вон там, у леса.
– - Дубина ты, - сказал Василий Иваныч.
– В той канаве у леса нашинский пулемет как раз и будет стоять. Вот беляки в него и бухнут.
– - А хрен с ним, - сказал политрук.
– Все равно не стреляет. Пусть хоть для политической интри... в смысле для хорошего дела пользу приносит.
– - Ну, черт с пулеметом... Давай скажем им про канавы.
– - Давайте, Василий Иваныч... Вы Петьке скажете, а я - Анне Семеновне, а потом Митричу.
– - А чего ты сам Петьке не скажешь ? ехидно спросил Василий Иванович.
– - Так ведь зол он на меня, Василий Иванович...
– горестно сказал политрук, радуясь в душе, что подложит Петьке свинью.
– - А ! Это после того, как ты... Анку... того... в смысле это... Ну, ладно, фиг с тобой, не хочешь - я сам ему скажу...
Глава третья
– - Анна Семеновна !
– позвал Фурманов, вглядываясь в подозрительную темноту кухни.
Изнутри раздался звон посуды и сонный голос:
– - Чего надо ?
– - Давайте, Анна Семеновна, поговорим об любви и нежной дружбе, - предложил Фурманов.