Урбанизатор
Шрифт:
Старшего туземца оставил в заложниках, меньшего — в проводники. Сухан с Куртом — за компанию. Пошли.
Факеншит же! Через эти леса, через сугробы, через замёрзшие озерки… А потом лезть на лыжах на кручу…
Без проводника, без мальчишки, который по всем этим кручам лазил… Точно — голову бы сломал. Да и не полез бы!
Как и предполагал — табор беглых марийцев. Костры, бабы, дети, коровы, овцы… И — собаки. Звук… Даже не лай, а визг. Ультра- и сверхзвуковой. Как… если одновременно по сотне стекол железными турбовинтовыми самолётами. Хуже нашествия!
Псы
Перебудили всех. Вёрст на пять в округе. Потом они оставшихся собак убрали и дорогу показали. Где у них военный совет заседает.
Не поставить укреплённое городище на этих кручах — надо ну совсем местности не видеть! С северной стороны, там, где Ветлуга в эти горы упирается да назад поворачивает — укреплённое поселение. Такое… треугольное, дерево-земляное. С двух сторон — совершенно неприступные обрывы прямо к Ветлуге. С третьей… длинный овраг полукругом. Который ведёт от реки прямо к воротам в деревянном частоколе.
Частокол… я такой только у мари видел. Вкопаны столбы с шагом в метр. Промежутки — заплетены ветками. С внутренней стороны — по колено мусора: черепки, кости, обломки и обрубки. Нет, пока снегом прикрыто — смотрится. Как настоящее.
Народу в селище — битком. По прикидке, здесь прежде жило 100–150 душ. А беженцев — 4–5 тысяч. Сколько именно сюда набилось — не сосчитать. Среди этого столпотворения, где раненые просто на снегу лежат, в амбаре заседает местный «Комитет национального спасения». Давно заседает — как прибежали.
Амбар — большой. Двухэтажный амбар (кок пачашан клат) с галереей-спальней и встроенной лестницей — фирменный знак марийских селищ.
Вот как они сюда залезли засветло, после своего разгрома и бегства с «поля брани», так и бранятся.
«У победы — много отцов…». Так, это я уже… А описание заседания Петросовета у Джона Рида не встречали? Даже коптилки и полутьма — схоже. Народу по-меньше — под сотню. Некоторые уже храпят. Сидя. Обняв, как родную, подпорку галереи. Другие, из особо злобных и раньше выспавшихся, бранятся между собой, хрипя и разбрызгивая полемические слюни.
Таким составом хорошо резолюции принимать. Про осуждение мирового империализма и неизбежность таковой же, но — революции. А вот решение выработать… Можно. По Энгельгардту: «лучше любого землемера». По теме: где кому могилку копать.
И тут приходим мы. Типа пионера из «Посторонним вход воспрещён»:
— А что это вы тут делаете? А? Плюшками балуетесь?
Кто сам проснулся, кого пинками разбудили.
Народ разный. Хорошо видны «отцы нации»-старейшины. Военные предводители — другая часть местной «кугурзы»-знати отличаются одеждой, доспехами. Парочка шаманов, видать, вдребезги разругавшиеся — друг к другу только затылками. Двое военных вождей из черемис. Третий… не шевелится, судя по пятнам крови на повязках — ему уже не поможешь.
О! И соотечественники есть!
Одежда марийская, рваная, морда славянская, битая. Наш человек. Иди-ка сюда, толмачить будешь.
Я уже говорил,
Помимо этого, весьма беспорядочного расселения русских общин, в определённый момент пошло более целенаправленное движение княжеских дружин и христианских проповедников. В эту эпоху — ещё довольно слабо выраженное.
А впереди основной волны русских поселенцев летели «брызги»: группы, группки, отдельные персонажи, которые, по разным причинам, убрались с Руси, пришли к этим племенам, да и осели. Кто-то был торговцев-фактором, кто-то — беглым холопом, душегубом, шишом речным, еретиком, язычником, беглым мужем, младшим сыном, неисправимым должником, заядлым охотником, проворовавшимся приказчиком, попом-расстригой, искателем приключений, авантюристом…
Не то, чтобы местные с радостью принимали всех русских. Скорее наоборот — чужаков убивали или продавали булгарам, но некоторые ухитрялись зацепиться, вжиться. Чуть позже, когда местные князьки обретут власть — таких русских, служивых местных предводителей, станет больше. Кто-то ведь строил те первые варницы на марийской земле, кто-то поставил для Коджа Ералтем невиданное в этих землях строение — первую православную церковь.
Летописи в следующем веке упоминают «Пургасову Русь» — общность русских, служивших эрзянскому князю Пургасу, живших на его земле, воевавших за него, битых русскими князьями и мордвой-мокшей.
Такие общины, общинки, отдельные личности встречаются в эту эпоху по всему Поволжью. Не сомневаюсь, что и в камышах Волжской дельты — рискую найти соотечественника. «Рискую» — потому, что отношение этих людей к русским, к людям, живущим на Руси под властью князей и епископов, большей частью — очень враждебное.
Мой толмач — тому подтверждение. Ишь как глядит злобно. Но откуда-то из угла вылез дед, из тех, кто был у меня на Стрелке. Да и проводник наш вспомнил об оставленном заложнике. И, конечно, оскал Курта… убеждает присутствующих воздержаться. От резких движений и звуков.
Я не буду пересказывать дальнейшую беседу. Потому что это невозможно пересказать. Когда сотня мужиков орёт со всех сторон хриплыми, у кого — со сна, у кого — с боя, голосами… Главное — чтобы ручонки не распускали. «Ручонки» — с железом.
Суть? Так я об этом уже… Средневековые армии после боя становятся очень аморфными. Рассыпаются и расползаются. Как гнилой сапог.
Вчерашний бой был классикой тактического безобразия. Сначала, примерно две-три сотни «унжамерен» толпой вывались на лёд озерка в нескольких верстах отсюда. Где их уже ждала толпа марийцев.