Урбанизатор
Шрифт:
«…он был уже взрослым в ту пору, когда его сверстники еще оставались детьми. Ловкий, подвижный и сильный. Дик был одним из тех одаренных людей, о которых можно сказать, что они родились с двумя правыми руками и двумя левыми ногами: что бы они ни делали — им все „с руки“, с кем бы они ни шли — они всегда ступают „в ногу“».
Ситуация-то простая: никто на Стрелке не умеет работать с парусами. Хуже: с такими парусами вообще никто в мире не умеет работать!
Ме-едленно.
Никто. Не умеет. Во всём мире.
Я
Реально: мужиков клинит и выворачивает. Нормальных святорусских людей. А вот мои… «всякая сволочь». Которые уже этого рядом со мной нахлебались, попробовали, сбежать от этой «лютозверской» дьявольщины — не смогли… Они знают: новизну можно пережить. Это уже их личный опыт. Кому — в радость, кому — в напряг. Но — «плавали-знаем».
Я уже, когда про Звягу вспоминал, рассказывал: таких людей найти — редкость редкостная. На золото не купишь. Их — растить надо. Тут цена — кусок жизни. И моей — тоже.
Вот я ставлю парня и «напутствую»:
— Любого, кто будет давать непрошеные советы, гавкать под руку — посылай. Вот река, лодка, парус… только они скажут — ты прав или не прав. Ты — первый! И — единственный! На весь мир! Дерзай!
Есть стандарты, основы мироощущения и самовосприятия: «старших — слушайся», «вятшим — кланяйся», «чти отца своего», «с сильным — не дерись, с богатым — не судись». И тут моё: «любого — посылай!». Контраст с «исконно-посконным», с «впитанным с молоком матери» — сногсшибательный. Малёк — воспринял и применил. А желающих «поучить уму разуму» — было немало. Ну он и… Трудился интенсивным посылателем. Или — посыльщиком?
Прозвище — «Дик Сэнд», «дико пославший» — прилипло. А насчёт возраста… «Пятнадцатилетний капитан» — здесь это не круто, здесь это нормально. В 13 лет… — сотни мальчишек уже стояли в общем воинском ряду на Куликовом поле.
Вытащили ему одного паренька, постарше — тому подруга отказала, топиться собрался.
— Разберёшься с корабельными фалами, шкотами и… концами. А там и до твоего очередь дойдёт.
— А «там» — где?
— Во стольном городе, во Владимире. Там девок много, выберешь. Главное, до той поры гики и гаки — в голову не поймай.
Я как чувствовал. По всем направлениям деятельности — составил планы, все возможные ситуации — проработали, всяких наших потребностей — списочек составили, как домницу строить, как к ней трубу крепить, как мельницы ставить, как посты, постоялые дворы, пристани, склады, канал по Ржавке, солеварни в Балахне, песочек кварцевый, руда болотная, где пахать, что сеять…
Хотя — почему «как»? Зная особую «любовь» ко мне Боголюбского и предполагая нынешнюю тамошнюю ситуацию… Ощущение — «ван вей тикет». Вернуться… может и не факт. А не ходить… дешевле самому утопиться. Нужно бечь. Спешно.
Наконец, дождались попутного ветра, забили швербот всякой всячиной и, перед рассветом, вышли в Оку. Гапа — ручкой помахала, Ивашко — высморкался на дорожку, Аггей — крестил втихаря и кланялся. А я спать завалился: или — потонем, или — нет. Фифти-фифти.
Сперва грызло чувство вины. Перед Гоголем. Стыдно, знаете ли, нашего классика — и так… Причём — задолго до его рождения. Он же мне ничего плохого! Но эта его фраза… «В России две беды — дураки и дороги». Так красиво сказано! Так, знаете ли, исторично, полемично и эпохально! И тут я…
Если у меня дело с недопущением деградации ОКРП широко пойдёт — есть риск, что первая беда отупеет. В смысле — станет не столь острой. А теперь и на вторую беду замахнулся. Основные дороги на Руси — реки. Ежели моя «бермудина» будет эффективна, если ещё волоки заменить каналами, если русла рек вычистить… Тогда гоголевские дороги вовсе дорогами быть перестанут. Так, обычные дебри лесные. Придётся Николаю Васильевичу и от второй беды отказываться. Наши-то всегда по рекам хаживали, даже Батый к нам так пришёл. А кто не умеет «по водам аки посуху», всякие там поляки, французы, немцы… Дикие люди, что взять. Гребсти по нашим болотам не соображают. Я им шоссейки строить не нанимался.
«Возле Одессы тонет англичанин. Кричит:
— Help me! Help!
Отдыхающий с берега:
— Лучше бы плавать учился, а не иностранным языкам».
«Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!».
В России — главный лозунг. И не только «Общества спасения на водах»
Чуть позже накатила паника. Перед встречей с Боголюбским. Потому что расклад у меня таков… как у Штирлица при одновременном провале Кэт и Плейшнера. И даже хуже. Потому что сам дурак.
Забавно: почему в русском языке есть слово — «сглупил», но нет — «сумнил»? Есть — «сделать глупость», но нет — «сделать умность»? В России «сделать умность» невозможно по определению? По определению чего: умности или России?
Надо хорошенько продумать встречу с князем. А пока — успокоиться. Сменить фокус внимания. Ребятишкам, что ли помочь?
По Волге от Стрелки до устья Клязьмы — 87 вёрст. По Клязьме до Нерли — 270. Итого: до Боголюбова — 360. Вода стоит высоко — если сами в кусты затопленные не въедем — никаких мелей.
В пойме Клязьмы пришлось вёсла доставать — всё-таки, «чисто пройти» петли реки не сумели. Чуть позднее — снова в уключины: берег ветер перекрывал.
Я к ночи надеялся выйти к Гороховцу. Потом надеяться перестал. Не столько из-за задержек, сколько по времени. Не по моему локальному — по российскому историческому.
Глава 395
Гороховец — «Наш ответ Керзону». Бряхимовский разгром — хорошо, взятие Янина — великолепно, но запереть Клязьму от булгар — надо.