Шрифт:
Иронический мужской детектив
Все события и персонажи являются плодом больной фантазии автора.
Любое совпадение с действительностью уголовно не наказуемо
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
МЕНТОВСКОЙ ДЕБЮТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
из которой читатель узнаёт, что «мокрое дело» – это не художественный образ, а суровая проза жизни
21
– СЛАВНОЕ НАЧАЛО ДЛЯ ДЕТЕКТИВА – «Труп распластался, как Рокфеллер в ванне».
Следователь районной прокуратуры Костя Костанов, не обращая внимания на противный мелкий дождь, задумчиво сидел в позе орла рядом с незнакомым и глубоко чуждым ему телом. Костя был погружён в размышления, тело – в речку Безымянку. Костя – с головой, тело – по пояс. Неглубокий ручей шириной метров восемь – десять, сдуру названный кем-то речкой, нёс мутные вонючие воды по дну оврага сквозь Автосборочный поселок. Вдоль одного из берегов тянулась улочка Сельская с тихими частными домиками и патриархальным деревенским бытом. Улочка полностью оправдывала своё пасторальное название. Находилась она всего в трёхстах метрах от шумного проспекта имени геноссе Маркса и зримо воплощала процесс слияния города с деревней. Утрами жителей будили горластые петухи, а в некоторых дворах держали коз и свинок.
Обитали на Сельской в основном тихие бабульки и тихие алкаши. Баба Дуся, которая наткнулась на тело Рокфеллера в пятом часу утра, представляла собой помесь обеих пород: живописный тип старой пьяницы в калошах на босу ногу и c драным зонтиком, который щерился во все стороны острыми спицами.
– На берегу пустынных волн сидел он, дум великих полн… – грустно процитировал следователь классика и поднял печальные глаза на старушку. – И что же вас, драгоценная Евдокия Матвевна, потянуло в такой час, не говоря уже о чудесной погоде, на берега пустынных волн?
– На куда? – не поняла баба Дуся и икнула, обдав Костю свежим сивушным запахом. – На каких волн?
– Какого тебя, старая, понесло в такую рань в такую срань? – перевёл фразу на доступный аборигенский язык долговязый опер Серёга Степцов, стоявший за спиной следователя. – Чё ты в овраг этот долбанный спустилась до первых петухов? Скрозь тьму кромешную…
– Так мусор же высыпать! У нас тут куча мусорная! От же ж рядом с вами.
– Время самое то, – одобрил Костя Костанов.
– И место удачное, – поддакнул опер Степцов. – Живописное полотно «Мусора у кучи мусора». Что с клиентом, Андрей Герасимович? – поинтересовался он у судмедэксперта с лаконичной фамилией Зуб, уже осмотревшего труп и теперь стоявшего в сторонке.
С виду Зуб больше напоминал гвоздь. Сухопарый, вытянутый в струнку, он носил одежду преимущественно унылого серого цвета, который в народе обычно называют «сиротским». К тому же гардеробчик медэксперт почему-то упорно подбирал размера на два меньше, словно и впрямь скупал списанную униформу в детском приюте. Пальтецо застёгивалось на одну пуговицу, и то с трудом, рукава не закрывали запястий, брюки – лодыжек.
– Пациент скорее мёртв, чем жив, – отрапортовал медик, потянулся и противно хрустнул суставами.
– Ценное наблюдение, – заметил Костя. – Я надеюсь, он умер
– Совершенно естественной, – подтвердил Зуб. – По крайней мере, для его образа жизни. Ему свернули шею. Подробнее скажу, когда вытащим.
– Знаете, как Манька-Облигация говорила Жеглову? – напомнил Зубу Костя. – «Ты кто такой, чтобы за мой образ жизни на людЯх рассуждать?». Может, мы имеем дело с вполне приличным человеком.
– Ну, конечно, – презрительно хмыкнул эксперт. – Мало я этих приличных перевидал… С его рожей – только в палату лордов.
– Чего стоим, кого ждём? – вмешался дежурный прокурор городской прокуратуры Игорь Сергеевич Полторак – грузный мужчина лет сорока с гаком. Свою массивную фигуру он наивно пытался скрыть от дождика, держа над головой тощую папку. Раньше Игорь Сергеевич был следователем в том же райотделе, где сейчас рыл землю носом Костанов, и за ним закрепилось прозвище «следак Полторак». Да так и не открепилось после ухода на повышение. Полторак этого страшно не любил. Так же он не любил ночные дежурства, особенно под дождём. Ему не терпелось скорее расплеваться с этим делом, а не искать чёрную кошку на ночной помойке. Тем более кошки здесь нет, а есть какой-то утопший козёл.
– Семён Давидович, вы во всех позах запечатлели эту героическую личность? – поинтересовался Костя Костанов у мелкого субъекта лет шестидесяти, который, словно лысый ястреб с фотокамерой, нарезал круги вокруг утопленника .
Эксперт-криминалист Семён Давидович Гольдман отмахнулся:
– Да погодите вы! Значит, головою на тридцать градусов к юго-востоку…
– Начинается, – буркнул опер Серёга Степцов. – Давыдыч, ты ещё к звёздному небу привяжи. «Меркурий в созвездии Псов под знаком Козерога»…
– Мусьё Серж, не надо тАту бумзен лернен, – недовольно буркнул Гольдман. – Ферштейн?
– Нихт ферштейн, – признался Степцов и поинтересовался: – Это по-каковски?
– На идиш это значит – не учите папу половым извращениям, господин намоченный опер, – перевёл Семён Давидович. – Я своё дело делаю, вы займитесь своим. Ваш крест – по дворам народ опрашивать. Всё, можно вытаскивать! – дал отмашку криминалист двум «формовым» сержантам.
Неведомого пловца выволокли на берег. Он лежал, широко разбросав руки в стороны. Луч света от фар милицейского «уазика» вырывал из тьмы черты довольно гнусного лица, особо приметного мясистым носом, который напоминал крупную картофелину, попорченную жучком-медведкой. Физиономия незнакомца раздулась и оплыла, что придало ей неожиданно добродушное выражение. Голову мертвяк задумчиво склонил вправо, чему способствовали умело сломанные шейные позвонки.
– Дык я вам больше не нужна? – неуверенно спросила Дуся.
– Нам вы и меньше не нужны, – пояснил бабусе Костя Костанов. – Вы нужны Отечеству. В качестве свидетеля этого безобразия.
– Дык я в доме подожду, если что.
– Только очень ждите, Евдокия Матвевна, – попросил Костя. – Как никто другой.
«От же дурень на мою голову», – нетрезво вздохнула баба Дуся, топая калошами одиннадцатого номера по непролазной грязи до родимой хаты.
А члены опергруппы скорбно склонились над телом, обсуждая ситуацию. В стороне остался только местный участковый, который мирно прикорнул, присев на корягу.