Урочище смерти
Шрифт:
– Ты чо? – Колюня не испугался, не умел, но удивился, и, редкий случай, произнес от удивления что-то членораздельное сразу, без пережевывания вводных словечек.
– Крыса у него там… В угол вроде метнулась… – сказал Головач еще более неуверенно. – Или показалось… Может, это он ногой дернул…
Пупс поднялся на ноги. Возможно, он покраснел от смущения, он легко краснел по любому поводу, но в тусклом свете лампочек было не разглядеть.
Головач чертыхнулся про себя, вспомнив, что в сумке у него лежит нормальный фонарь, сунулся в салон, достал.
В ярком галогеновом свете никакой крысы они не увидели. Нормальный
– Достань его… И уложи обратно. – Головач сопроводил свои слова энергичным жестом – словно бил правым кулаком кого-то.
Колюня кивнул и склонился над багажником. Через секунду распрямился.
– Дык… он… это… – Слова с непривычки давались ему с трудом, не желали складываться во фразу.
– Что «это»? – Головач все меньше понимал происходящее и начал злиться.
– Дык холодный… вот… – Колюня облегченно выдохнул, довольный, что сумел наконец выразить мысль.
Головач оттолкнул его, сунулся сам в багажник, ухватил пленника за плечо – и с изумлением ощутил, что мышцы под слоями ткани твердые, как деревяшки.
Трупное окоченение… А оно мгновенно не наступает, часа через два, самое малое, – значит, Колюня не оплошал. Наоборот, пересолил с силой удара, – как тогда, в девяносто восьмом, когда они присели. И в багажник загрузили уже труп. Подвариант, мало что меняющий: мужик в тот момент еще дышал, но очень быстро склеил ласты.
Но кто тогда, мать его, только что стучался в багажнике?!
Крыса? И куда подевалась? И откуда взялась, самое главное? В какой-нибудь ржавой вазовской колымаге не удивит и выводок крыс, но в новенькой «бэхе» нет отверстий, через которые могут пролезть грызуны. Конструкцией не предусмотрены.
Головач вновь осветил и дотошно осмотрел багажник. Надеялся увидеть что-то, легко и просто объясняющее все непонятки. Ну, например, огнетушитель вылетел из крепления, болтался по багажнику, ударялся о стены и крышку… Версия хилая: не по лесным ухабам ехали, по ровной дороге, без резких ускорений и торможений, – но как-нибудь уж Головач заставил бы себя в нее поверить… Увы, огнетушитель стоял на своем законном месте, притянутый ремешком. И ничего другого, способного болтаться и издавать звуки, не видно…
Разозлившись окончательно, он начал вытаскивать мертвеца наружу, почти уверенный, что тот не мертв, что каким-то хитрым способом изобразил трупное окоченение.
Не получилось. Все мышцы были сведены посмертной судорогой, руки-ноги не гнулись, – растопырившийся бывший владелец ни в какую не желал покидать свою бывшую собственность.
– Дайкось, – сказал Колюня и потеснил Головача широченным плечом, примерился.
– Погоди… Пусть там полежит.
Головач, убедившись, что мертвый действительно мертв, призадумался: а что дальше? Поездка с криминальным трупом в багажнике не вдохновляла. Живой человек, пусть и похищенный, – совсем иная статья. А теперь рисуется сто пятая с букетом отягчающих: группой лиц, по предварительному сговору, из корыстных побуждений, а у двоих к тому же рецидив… Нельзя так рисковать.
Вроде и осталось всего ничего до места утилизации, полсотни километров от силы, но есть такая штука, как закон подлости… От трупа надо избавиться и катить налегке. Но бросать его возле самой дороги тоже не
– Садитесь, поехали. – Головач захлопнул крышку багажника. – Отвезем поглубже в лес и оставим.
– Просто так? – встревожился Пупс. – На виду? Зарыть надо хотя бы…
– Ладошками копать собрался? Выберем кусты погуще и пусть волки хоронят.
Колюня в диспуте не участвовал. Ему было все равно.
Глава 2. Похороны эконом-класса
Отъехали еще примерно на километр в глубину леса, но подходящего места пока не нашли. «Бэха» ползла медленно и осторожно, на второй передаче. Дорога была приличная (для лесной дороги, разумеется), просто на удивление, словно ее специально накатывали для немецких машин с низенькой посадкой. Приличная, но узенькая, Головач сильно сомневался, что сумеет на ней развернуться, густо растущие ели подступали почти вплотную к колеям. Он надеялся найти пригодную для разворота полянку, мало удовольствия тащиться обратно задним ходом. Там, у полянки, заодно избавятся от тела. На найдется густого кустарника – кинут в подходящую яму, их в здешних лесах с избытком, всё изрыто древними оплывшими воронками да окопами. Кинут и забросают лапником. А о дальнейшем позаботятся если не волки, то какие-нибудь хорьки или кто тут еще водится…
Ехали молча. Головач рулил, внимательно поглядывал по сторонам, а сам не мог избавиться от мысли: кто же стучал в багажнике? Что за автобарабашка? Не могло же им всем троим причудиться…
Пупс сжался на заднем сиденье, обхватил себя руками за плечи, – словно всерьез замерзал, словно всеми силами пытался уменьшить площадь тела и теплоотдачу (именно так Головач и подумал, кое-какие познания с политехнических времен у него в голове застряли). Но спрашивать мнение розовощекого недоумка не хотелось, все равно ничего толкового не скажет.
Лишь Колюня беззаботно наладился подремать. Такой уж был человек, жил незатейливо, никогда не грузился лишними проблемами.
Елки расступились и Головач понял: вот оно, самое подходящее место.
Местность впереди резко понижалась, а лесная дорожка круто сворачивала влево, тянулась дальше по краю низины.
Может там, внизу, протекал ручей, или просто им попалась котловина, впадина в ровном рельефе, – Головач не знал. Свет фар вниз не опустить и освещал он лишь лес на далеком противоположном склоне. Да и не к чему затевать исследования. Главное и так понятно: развернуться здесь можно, а чуть правее склон становится совсем крутым, натуральный обрыв, деревьям на нем не удержаться, весь порос низким кустарником, малинником или ежевичником… Идеальное место, чтобы пристроить труп.
Так и поступили.
Втроем не без труда выдернули тело из багажника, досконально ошмонали. Ничего интересного не нашли, обычная дребедень, что носят в карманах мужчины среднего возраста и достатка повыше среднего.
Мертвец лежал на спине, глаза отрыты, зубы оскалены, мерзкое зрелище. Головач отвел луч фонаря в сторону, не на что тут любоваться.
Затем состоялись похороны – раскачали тело над обрывом и выпустили на счет «три!». Обошлись без надгробных слов, ненужная формальность. Головач посветил фонарем вниз, но смутно разглядел лишь кроны каких-то деревьев или кустов. Долетел до них мертвец или же застрял на склоне, в ежевичнике, не понять. Да и без разницы. Никто на эту крутизну не полезет ноги ломать… Дело сделано.