Урочище смерти
Шрифт:
Головач вообще отнесся к тому факту, что они вновь заплутали, с ледяным спокойствием. Ну, заблудились. Ну, леший кружит. Сговорился с автобарабашкой и кружит. Случается… Появилось даже вялое любопытство: куда они сейчас вырулят? К той же развилке? Или к тому же обрыву? Почему-то казалось, что они всю ночь обречены тут кружиться, и лишь с рассветом увидят правильную дорогу, которую раз за разом проскакивают в темноте, не замечают в неверном свете «противотуманок».
Можно бы остановиться и поспать, но Головач не думал, что это хорошая
Головач был спокоен (хотя некая малая его часть сама удивлялась такому безразличию), зато Пупс слегка поскандалил. Спидометр со своего места он не видел, но вскоре сообразил: слишком долго едут, вновь свернули не туда.
– Опять в хреноту какую-то завез!? Зазимовать тут решил?!
– Не истери, – равнодушно ответил Головач. – Хочешь за руль? Садись.
Пупс за руль не хотел. У него имелось другое желание: чтобы его, Пупса, немедленно вывезли из этого мерзкого мрачного леса в более цивильные места, для начала на Гдовскую трассу.
– Опаньки… – сказал Головач. – Приехали.
Они и в самом деле приехали, но не на Гдовскую трассу, разумеется. Дорога закончилась небольшой и хорошо накатанной площадкой, лишенной какой-либо растительности. Дальше, насколько смог разглядеть Головач в свете «противотуманок», вела тропа, тянувшаяся в том же направлении. А там, куда она тянулась, виднелся сквозь сплетение ветвей слабый свет…
Кто-то здесь жил. Или коротал ночь у костра. Охотники? Надо сходить, разобраться, спросить дорогу…
«Не надо никуда ходить, – произнес в мозгу Головача незнакомый уверенный голос. – Разворачивайся и бей по газам».
Он, опять же мысленно, послал подальше незваного советчика и растолкал Колюню. Тот поначалу не понял, где они и что от него хотят, но быстро въехал в тему. Вооружился тридцатидюймовой бейсбольной битой, найденной под водительским сиденьем. Хотя он и без биты стоил в драке троих, но с увесистой дубинкой в руке мог разобраться и с полудюжиной противников.
– Здесь останешься, за тачкой приглядишь, – негромко скомандовал Головач Пупсу.
Тому очень не хотелось оставаться в одиночестве. Хотя и тащиться с подельниками по ночному лесу в гости к непонятным людям не хотелось тоже. Пупс мялся и колебался.
– Запрись изнутри, – так же тихо сказал Головач. – Если что, дави клаксон. Мы рядом.
Он прикинул, что до источника света метров двести. Максимум триста, если там горит большой костер.
Пупс неохотно кивнул, уселся на водительское место. Замки «бэхи» щелкнули – вроде и слабый звук, но прозвучал в ночной тишине на всю округу.
С определением расстояния Головач дал маху. К источнику света они вышли буквально через сотню шагов, просто оказался он маленьким и слабым.
На
Внутри трепетал огонек свечного огарка. Наверное, в давние времена такие сооружения делали для икон, которые отчего-то надо было разместить не в церкви или часовне, а вот так, под открытым небом… Но здесь и сейчас под стекло вставили не икону.
Оцепенев, Головач глядел на портрет с черным уголком траурной ленты и двумя датами внизу (правая – сегодняшняя). Имени и фамилии под портретом не было, но Головач их знал, правда, успел позабыть. Короче говоря, на них уставился мертвый владелец «бэхи», валявшийся сейчас под обрывом.
Головач застыл, но мысли в голове мелькали стремительно.
Как?! Как кто-то мог успеть?! Допустим, у импровизированных похорон оказался случайный свидетель. Более чем маловероятно, но допустим. Откуда тот свидетель мог узнать, кого хоронят? Где раздобыл портрет? Когда успел оформить дебильную инсталляцию?
Можно допустить и другое: покойника очень быстро хватились те, кто хорошо его знают и портрет могут раздобыть без труда. Но каким чудом их занесло сюда, в лесную глушь, где и троица-то похитителей оказалась достаточно случайно?
Или все дело в машине? Какой-нибудь маячок, новый и хитрый, не обнаруженный сканером? Но знать местоположение угнанной «бэхи» – это одно, а успеть сюда раньше и все подготовить… нет, не срастается. И все же в мысли о маячке зерно истины было. Но додумать ее до конца Головач не успел.
Колюня, портретом ни в малейшей мере не впечатленный, ткнул локтем в бок и спросил:
– Ну… дык… эта… идем, что ли? – и показал битой куда-то в сторону.
Головач понял, что соратник не опознал покойника. Да и не мог опознать – бил сзади, по затылку, трофейные документы не рассматривал, а во время похорон оскаленная рожа трупа мало напоминала благообразное лицо на портрете.
Он ничего не сказал Колюне, все равно толкового не присоветует. Посветил фонарем по направлению указующего жеста и увидел приземистое бревенчатое здание: невысокое крылечко-приступочка, два небольших застекленных оконца, изнутри не освещенные.
Избушка оказалась буквально-таки втиснута между толстыми елями, чуть ли не вплотную, – нижние их сучья были обрублены, а те, что повыше, смыкались над крышей. Вокруг подковой изогнулась ограда из толстых заостренных кольев, вертикально вкопанных в землю, – была она явно декоративной, для красоты, поскольку на разомкнутой части никаких ворот не имелось.
Наклонно стоящая палка подпирала дверь снаружи, и на дверном полотне белело пятно правильной прямоугольной формы.
– Пошли, – скомандовал Головач, оценив диспозицию. – Если что, бей сразу.