Уродина
Шрифт:
— Почему? Если ты хочешь бургер, тогда закажи бургер, — она откладывает меню и смотрит на меня. Я чувствую, как ее глаза сверлят меня, в них вспыхивают вопросы, которые она хочет задать, но, возможно, не хочет знать ответов на них.
— Я просто возьму суп и немного воды, — я продолжаю притворяться, что смотрю в меню.
Через несколько секунд подходит официантка.
— Привет, что я могу принести для вас, дамы? — спрашивает она, когда открывает маленький блокнот для заказов и вынимает ручку из-за уха.
— Гм, — начинаю
— Нам два средних бургера, картошку фри и два горячих шоколада. С дополнительным зефиром, пожалуйста, — Шейн берет наши меню и быстро отдает их официантке. Она делает это так, что я не могу ничего сказать, и официантка уходит.
— Зачем ты это сделала? — шепчу я.
— Потому что ты хочешь его, и я думаю, возможно, ты смущалась заказать его. Теперь, если ты продолжишь жаловаться, я закажу тебе еще и кусок пирога, — она приподнимает брови и небольшая ухмылка появляется на ее губах.
— Нет, — говорю я, качая головой.
— Что нет?
— Нет, ты нисколько не изменилась. Никогда не меняйся, Шейн. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
— Я не буду. Теперь расскажи мне обо всем, что с тобой произошло. Ты закончила колледж?
— Нет, мне пришлось уйти. Это не сработало.
— Что это значит? Тебе пришлось уйти и это не сработало? У тебя была полная стипендия. Ты — самый умный человек, которого я когда-либо знала, и ты никак не могла вылететь за неуспеваемость. Так… что произошло?
— Знаешь, мы с Трентом поженились, и я забеременела, мы решили, что будет лучше, если я оставлю колледж, а Трент сконцентрируется на своей карьере.
— Подожди. У тебя есть ребенок? — она наполовину выпрыгивает из своего места.
— Нет, я потеряла ребенка, — мягко говорю я.
— Мне так жаль, Лили. Очень жаль.
Неловкий кокон тишины снова охватывает нас, до тех пор, пока официантка не приносит нам горячий шоколад.
— Этого просто не должно было случиться, все в порядке. В любом случае, я не могла заботиться о ребенке. Я бы не знала, что делать.
— У тебя была мама Трента, чтобы помочь.
Я отвожу взгляд, снова избегая ее.
— Да, — отвечаю я без энтузиазма. — Так или иначе, Трент преуспевает в медицинской школе. Ну, он проходит свою интернатуру, и, хотя это немного напряженно, он наслаждается этим.
— Хорошо, — говорит Шейн, откидываясь назад на многоместном, неразделенном сиденье. — Почему ты не закончила колледж, Лили? — она берет свой горячий шоколад и делает глоток.
— Карьера Трента намного важнее, чем моя. Мы решили, что я буду работать, а он — учиться в медицинской школе.
— Что ж, когда он станет доктором, ты, наконец, вернешься в колледж?
— Гм. Мы не говорили об этом. Я счастлива в продуктовом магазине. Они повышали меня несколько раз.
Шейн искоса смотрит на меня, и я нервно провожу пальцами по волосам.
— Все, что ты когда-либо хотела делать — это читать и преподавать, почему ты не можешь сделать
— Я не знаю, мне нужно спросить у Трента, что он хочет делать.
Шейн выпрямляется на своем месте, и на ее лице появляется вопросительное выражение.
— Что ты имеешь в виду, Лили? Я знаю, что вы женаты, и тебе нужно обсуждать такие вещи с мужем, но еще вы равноправны. Твой голос в том, что ты хочешь делать, должен учитываться.
— А, это, — говорю я слишком нетерпеливо. — Он заботится о наших финансах и говорит, что мы должны экономить, чтобы купить дом. И говорит, что намного важнее, чтобы он стал доктором, чем я учителем. Он думает о нас обоих.
— Ты видела, сколько денег находится на вашем банковском счете? Ты знаешь, что происходит с вашими финансами?
— Трент говорит, что мне этого не нужно знать.
— Ради всего святого, послушай себя. Прошло семь лет, Лили. Семь чертовых лет я не видела тебя, и теперь не узнаю человека, которым ты стала. Физически и эмоционально. Лили, которую я знала, боролась против демонов своего прошлого, но теперь, я думаю, что она живет с крупнейшим демоном из всех.
— Это не правда. Трент любит меня.
— Я говорю не о Тренте. Я говорю о том, что здесь, — она наклоняется и указывает пальцем на мой висок. — Ты борешься против себя. У тебя вообще нет чувства собственного достоинства. Ты — буквально тень той девушки, которую я когда-то знала.
Шейн пытается сказать мне то, что я уже знаю. Всю мою жизнь мне говорили, насколько я бесполезна и ничтожна. Это внушалось мне постепенно, когда я еще не достигла десятилетнего возраста. В то время, пока мой ум все еще формировался и рос, мне много раз говорили и показывали, насколько я глупа, насколько уродлива и бесполезна, и что никто и никогда не будет меня любить.
В моей жизни есть человек, который иногда говорит, что любит меня, и я уверена, что он — лучшее, что у меня может быть. Я ничего собой не представляю. И никогда не представляла. Если завтра я умру, никто не будет носить траур и не будет лежать на моей могиле, потому что будет скучать по мне. Скучать по моей улыбке, скучать по тому, что я просто рядом с ними. Никто никогда не будет горевать по мне, потому что я — ничтожество.
— Я пытаюсь, — тихо говорю я.
— Что конкретно ты пытаешься? Ты хотя бы читаешь «Суровое испытание»? — она помнит. Я не могу поверить, что она помнит. Я смотрю на нее и чувствую, как слезы собираются в уголках моих глаз. — Ты думала, что я забыла, не так ли? Я не забыла. Я помню день, когда ты купила ее в книжном магазине, и твой стеклянный взгляд, как будто тебе сказали, что ты выиграла миллион долларов. Всю неделю на работе ты болтала о том, что безумно счастлива, ведь у тебя есть что-то важное.