Уроки агенту розыска
Шрифт:
— Здравствуй, Семен Карпович, — проговорила почтительно, — вот тебе привела работника для сыскного. Работник будет что надо.
— Сыскного нет, — сумрачно ответил мужчина и перестал стукать пальцами по столу, зорко разглядывая Костю с ног до головы, так словно бы и не встречались они раньше.
— Ну, я так уж, — поспешно поправилась женщина, — по старинке живу.
— А есть губернское уголовно-розыскное бюро, — поднял назидательно вверх палец Семен Карпович. — Запоминай, Александра, раз с агентами в одном доме живешь, да к тому же служишь в каторжной
— Ну, все равно, — заторопилась Александра Ивановна, — посмотри, парень какой. Румянец на щеках, плечи что у мужика. Все двадцать лет дашь, не то что семнадцать. В батьку он, в Пантелея. Тот тоже был мастер — что тебе борова завалить под нож, что избу накатать. Знавала больно хорошо как муж подруги, ну стало быть матки его вот. Погиб он у него на войне. А матка — крестьянка, из бедных. Курей немного да коровенка. Домишко хуже не присмотришь, того и гляди завалится на бок, кувырнется.
— Ладно напевать, — прервал ее уже добродушно Семен Карпович. — А откуда он про наше уголовное ремесло прослышал? Знает ли, чем мы занимаемся?
Костя замялся, а Александра Ивановна, оглянувшись растерянно на него, заговорила быстро с чудным хихиканьем, будто юродивая:
— Скажешь ты, Семен Карпович… Чай, ворья в деревнях не мало. У нас в Фандекове в начале войны, помню, цыгане два дома разворовали, у Семенова мельника, да у Плигиных, у богатых мужиков. Все что было из барахла ценного, увезли, да не успели расторговать — разыскали быстро. Так что знает он про ваше ремесло, слышал да видел, раз и глаза есть у парня, да и уши тоже.
— Сказано что нет сыскного, — буркнул опять Семен Карпович, — а ты твердишь одно и то же. Переучивать надо слова, раз новое время наступило. Парень-то сам как понимает наше дело, соображает, что ему придется у нас делать. Не дратву сучить, и не навоз кидать вилами…
Костя пожал плечами, сказал, стараясь быть спокойным, стараясь скрыть непонятно откуда родившееся волнение в душе:
— Так и верно ворья везде много. Знаю, что надо с ними делать. Надо их имать…
— Имать, — захохотал с присвистом Семен Карпович и глазки совсем уплыли под набухшие воспаленные веки. Он даже от удовольствия топнул сапогом и убрал колени под стол, раскинул локти на клеенке, продолжая теперь уже весело разглядывать и его и Александру Ивановну. Старуха с темным лицом появилась в дверях, улыбаясь.
— Имают, брат, чижа. Один стукнет битой, а другой лови его. Не-е-т…
Тут Семен Карпович Опять поднял палец вверх и уже наставительно прибавил.
— У нас не имают, а задерживают. Мол, чинами розыска задержаны аферисты, или там громилы, или проститутка-хипесница. Есть такая категория гулевых дам. Ну, ладно… Разве что ради твоего Тихона, Александра Ивановна. Хороший был мужик и сыщик что надо, не скоро такого обучишь как он, царство ему небесное.
Семен Карпович щепотью побросал по лбу и плечам пальцы, как окропил себя водой. Потом закрыл глаза, покачался, облизывая тонкие синие губы. И все ждал Костя, что сейчас он махнет на них рукой да еще притопнет красным сапогом и закричит:
— Уходите,
— Да и верно, — проговорил, открыв глаза и поудобнее устраиваясь за столом: — Парень что надо. Вчера шел — гляжу сидит на крыльце. Рост — в гвардию хоть сейчас, чуть не два поди метра, на цыгана схож — значит, горячий, смелый будет. А может и татарская есть кровь. Вон волосы-то как лакированные блестят, прямые да жесткие, как панцирь у жука…
— Ну полно тебе, — запротестовала Александра Ивановна, — какой тебе цыган, какой тебе татарин. Я его деда помню. Тоже из Фандеково. Такой же мужик, как и все. Извозом занимался…
Как не расслышал ее Семен Карпович, сказал задумчиво:
— Наш бывший начальник Бибиков кличку сразу бы дал — или «цыган» или «татарин»… Любил клички давать, что крестный отец всем сыщикам был. Подумал еще вчера про тебя — такого бы к нам в губрозыск. То-то был бы доволен наш новый начальник, — усмехнулся он с какой-то неприязнью. — Начнет вышагивать по кабинету, да ручонкой помахивать, да про революцию тебе лозунги сыпать горохом…
— Семен, — прикрикнула сейчас же тонким голосом старуха из комнаты, — договоришься ты, возьмут вот за шкирку, как Мартына Туркина. И что тебе неймется, как заладит, как заладит, что помело.
— Мартына Туркина, — ворчливо отозвался Семен Карпович и слегка вздрогнул от глухого звона упавшего в комнате медного ковша.
— Пугаешь все, Варвар… Вот что, — обратился он к Косте, — садись-ка к столу и давай попьем чайку, да потолкуем. А ты, Александра, можешь идти. Давай.
Александра Ивановна низко в пояс поклонилась Семену Карповичу и опять быстро оглянулась на Костю: под платком в больших выцветших ее глазах так и светилась радость и довольство.
— Иди, — проговорила с облегчением в голосе. — И слушайся, что тебе будут говорить, да подсказывать.
Подтолкнула его к столу, а сама спиной открыла дверь в коридор. Хлестнул оттуда через открытое окно порыв жгучего с пылью ветра, заставив Семена Карповича проговорить задумчиво:
— Экие ветры свистят по земле. Поди как при Ноевом потопе. И жара не унимается. И не вспомнишь, когда на моем веку было еще такое засушливое лето. Вчера на станции баба от пека померла. Сидела-сидела на камешке, да вдруг как клюнет носом. Глядят, рядышком кто обитался, а она и рот разинула, что рыба на песке, а из носу кровь. Да тут же в комья ссохла, запеклась. Сладко померла, что вздохнула. А еще девчонка протянула ноги, так, веришь ли, от этой жары живот что барабан раздулся…
— Да уймись ты, Семен, — негромко попросила из комнаты старуха. — И к чему пугаешь молодого человека.
— А ты, Варвар, подай-ка нам лучше стакан, да там с селедочкой хлеба кусок. Устроим праздничек, как полагается у православных.
— Я один живу, вон с сестрой Варварой, — сказал он и вздохнул тяжело. — Ворчит. Со всеми в доме бранится. Потому и Варваром называю. Но старуха она добрая, радушная…
— Как тебе, Семен, не стыдно, — вошла в комнату с подносом старуха, — как ты меня гостю представляешь.