Уроки гнева

Нейтак Анатолий Михайлович

— Только вот везение на этом кончилось, — добавил Тиив жёстко. — Собрат-магистр, один из старших товарищей, которому Ворон рассказал о своих открытиях, предал его. Поторопился, правда. Тогдашний Верховный Магистр узнал о происшедшем достаточно быстро…

…Но не отпустил Ворона на свободу — нет! Тот просто сменил одну тюрьму на другую, чуть помягче. Верховный без труда смог сложить два и два. Чем бы ни был секрет, который маг-предатель хотел выбить из Ворона, Верховный хотел заполучить его. Для себя одного. И не маг-предатель, а именно Верховный придавил Ворона проклятием, чтобы тот не вздумал

сделать какую-нибудь глупость, когда будет демонстрировать новое умение. Пообещал, что потом снимет проклятие, если останется доволен.

— Но Ворон всё равно предпочёл сбежать. Он не верил, что Верховный Магистр оставит его в живых. Он уже никому не верил. Ворон добрался до полей памяти — там было что-то вроде полуживых коконов для отдыха и лечения.

…В одном из них он пробыл некое неопределённое время. Пролежал до тех пор, пока хватка проклятия и последствия увечий не стали из невыносимых просто едва терпимыми. Если бы не кокон, который поддерживал в нём жизнь, Ворон умер бы. Но кокон помог… и заодно "исправил" кое-какие телесные "дефекты". Создатели полей памяти, похожие на людей, всё же не были людьми. И они имели свои представления о том, как должно выглядеть здоровое разумное существо. А может быть, кокон просто не работал так, как надо, ведь его создатели не то ушли, не то исчезли уже очень, очень давно…

— Как бы то ни было, Ворону вполне хватило произошедших изменений. Он не стал ждать полного излечения — полной трансформации — и покинул кокон. Он вернулся в родной мир и с тех пор никогда не покидал пещер, что стали его домом… Почти никогда. За сорок лет.

Тиив умолк. Эхагес ощущал в его сознании ноты, необычные для того, кто рассказывал чужую историю. Какие-то слишком личные — словно Снежный Кот пережил всё это сам.

Но потом Гес вспомнил о том единственном способе, которым Тиив мог узнать историю Ворона, который физически не мог говорить вслух — и почувствовал острый приступ тошноты.

А потом вспомнил ещё кое о чём.

— Как умер Ворон? — тихо спросил страж.

Глаза Снежного Кота сверкнули.

— Я убил его, — ответил он просто.

Глава девятая

Рейхи увидел эту девушку впервые в зале родника. Она сидела на краю бассейна в какой-то неправильной вывернутой позе, наверняка страшно неудобной. Но она не пыталась сесть иначе. Она просто сидела и смотрела на бурлящую воду.

Глаза у неё были такие, что Рейхи прирос к полу, испуганный и заворожённый.

— Здравствуй, — сказал он наконец, слегка запнувшись. — Кто ты?

Взгляд медленно переместился с воды бассейна на лицо спрашивающего.

— Лаэ.

В первое мгновение Рейхи даже не понял, что это такое — "лаэ".

— А кто ты?

— Рейхи моё имя. Я родился в горном селении неподалёку. И… я сирота.

— Сирота? Что это?

"Говорит, как равнинные".

— Это когда нет ни матери, ни отца. — Рейхи подошёл поближе, сел у другого края бассейна — колени в мох, локти на бортик,

голову на сплетённые пальцы. — Моя мама едва меня на ноги поставила, как её мор сгубил. Многие в тот год погибли, и никто не знает, где её кости лежат. Никто не знает даже, хоронили ли её вообще. А папа мой ещё раньше погиб. Он охотником был, и в голодную зиму его задрал ильбарр.

— Ильбарр? — спросила Лаэ со знакомыми интонациями.

— На Равнинах такой зверь зовётся снежным котом. Они белые, как снег, от морды до лап; даже глаза у них, говорят, серые в серебро. И когти с палец взрослого мужчины. Ильбарры велики размером и очень опасны. Охотник, в одиночку добывший белую шкуру ильбарра, входит на совет старейшин, как равный… только чаще на такой охоте гибнет человек, а не зверь.

Рейхи умолк, глядя на бурлящую воду.

— Ильбарр… Рейхи, ты покажешь его мне?

Рейхи моргнул. А потом посмотрел Лаэ в глаза.

— Ты что?! Ильбарр — это смерть! Даже не думай об этом!

— Боишься?

Никаких подначек, только чистый наивный интерес.

— Боюсь, — буркнул Рейхи. — Только дурачки не боятся призраков Верхних Снегов.

Тишина. Беззвучно бурлит вода.

А Рейхи вдруг понял, что за мысль звучит в этой тишине. Чужая мысль.

"Когда-нибудь я встречусь с ними глаза в глаза. Встречусь, узнаю и пойму.

Когда-нибудь…"

— Почему?

— Чтобы выжить. Ты знаешь эту науку, Летун. Тот, кто хочет жить, кто очень хочет жить, — тот должен убивать.

Савир и его лиданн, Хейги и Тиман, стол, за которым они сидели, комната и чужой город за её стенами… всё это уплыло далеко, очень далеко. Остались только глаза человека напротив.

Только глаза и только слова.

— О небо… он же учил тебя. Он нравился тебе!

— Да, да и ещё раз да. Я даже любил его. Приходится любить того, кого знаешь настолько хорошо. И ненавидеть приходится тоже.

— За что?

— За науку. За память. За боль. По тысяче разных причин. Знаешь, что он делал со мной?

— Я…

— Нет, ты не знаешь! Ты ни черта не знаешь, Летун! Когда между "я" и "он" стираются грани… не так, как ты помнишь, а по-настоящему… Ты знаешь, почему я начал ненавидеть своего учителя? Потому что он сам себя ненавидел! Я учился этой ненависти, как созданию иллюзий! Я просыпался — и не сразу вспоминал, как меня зовут, кто я такой — Тиив Снежный Кот или Горса из Феттирка, прозванный Ледорубом! А иногда я просыпался и чувствовал зуд под чешуйчатой кожей Ворона, отшельника-калеки!

Этот свистящий полушёпот пробирал Эхагеса до костей. Тиив, не глядя, протянул руку, и кувшин с вином сам прыгнул ему в ладонь. Жадно глотнув, Снежный Кот опустил кувшин на стол и снова устремил взгляд куда-то вдаль сквозь лицо товарища по Серой страже.

— Почему ты не говорил об этом Ворону? Ты же мог…

Из горла Тиива вырвалось нечто, даже с большой натяжкой не похожее на смех.

— Мог? Мог?! Ничего я не мог! Он не зря выбрал именно меня. Здоров, молод, податлив — и отлично! Ты вообще знаешь, зачем я был ему нужен? Нет, конечно, нет! Откуда тебе знать? Вам с Владыкой это просто в голову стукнуть не могло… да и мне тоже. Ученик? Глаза, ноги и руки? Ха! Три раза ха!