Уроки ирокезского
Шрифт:
– Ну куда уж нам, деревенщинам! – насупилась дочь наша. Вообще-то она, даже переехав – хотя и как бы временно – в Москву, управляла своей "корпорацией" вероятно более успешно, чем я своей. Вообще-то формально ей подчинялись производства всякого стекла и кристаллов – а в "конечной продукции" это все от бутылок до высоковольтных изоляторов и от бижутерии до высокоточных приборов (даже часы, причем уже наручные, были для нее лишь "попутной продукцией"). Ну а чтобы все это делать, она в качестве "подсобных производств" выстроила в своей "системе" кирпичные, цементные, металлургические заводы, несколько заводов уже машиностроительных – поскольку, как она мне сама сказала, поняла, что от приемного отца ей "милостей" в
– Для деревенщин поясню: немцы вообще-то всех, кто слабее их, считают унтерменшами – то есть людьми второго сорта. Но мы в войне уже смогли им показать, что по части техники Россия их уже кое в чем превзошла. Это – раз… не перебивай! Два – в армии у них, в связи с первым пунктом, есть своеобразное и очень, я бы сказал, специфическое понятие о чести: гражданские для военных уже в чем-то второй сорт поскольку они без пушек, а потому априори слабее, но в войне гражданских трогать нельзя, так как война является занятием исключительно для специально обученных – и опять же военных – людей.
– Ну и что?
– Ну и то. То, что творят французы, для германских офицеров – это абсолютно недопустимое варварство, которое нужно пресекать любыми способами. Причем совершенно любыми, поскольку варвары вроде французов для германского военного стали на один уровень с дьяволом. И если им оказать в этом деле любое содействие, то…
– Ты думаешь, они бросятся в твои объятия? – спокойно поинтересовалась жена.
– Нет, но они примут мои условия, тем более что с их точки зрения я не предлагаю им ничего бесчестного.
– Но ты же хочешь им предложить перейти на сторону противника во время войны – удивилась Машка, – и это ты называешь "ничего бесчестного"?
– Я не собираюсь предлагать им вступать в русскую армию. Я всего лишь предложу им исполнить свой долг… долг перед Германией.
– А нам какая польза? – уже с форсированной заинтересованностью в голосе спросила Камилла. – Ты думаешь, что Германия превратится в нашего союзника? Мне кажется, что тут ты сильно ошибаешься, я хорошо знаю многих германских немцев… химиков, конечно, но они все…
– Не превратится. По крайней мере сразу. Но немного погодя германская армия не будет возражать, если уже мы поменяем в Германии правительство – да и народ особо возражать не станет.
– Будет, я уверена.
– Не будет. Во-первых, мы не свое правительство поставим, а поменяем германское на… на тоже германское, просто другое, причем именно военное, и даже не мы поменяем, а они сами это сделают, мы же лишь немного воякам поможем авторитет заработать. В во-вторых, ты не учитываешь… потому что просто не знаешь, что британцы войска из Канады везут прямиком в Нант, Гавр и Дюнкерк. И не представляешь, какие планы у британцев на Германию. А я представляю, точнее – просто знаю, и генералам немецким в нужный момент сообщу.
– Остается надеяться, что ты опять все знаешь заранее, просто объяснить по-человечески не можешь – но я, пожалуй, предпочту тебе поверить. Ладно, делай как решил, а мы, Маш, пока вмешиваться со своими советами не будем. Но без охраны даже не думай туда соваться!
Я и не думал "соваться без охраны": Даница не позволит. Так что утром двадцать второго – когда самолеты уже направились на запад – я вылез из своей "Пчелки" неподалеку он городка Лётцена в бывшей Пруссии: там, в крепости Бойен, размещался лагерь для военнопленных генералов и высших офицеров. Хорошая была крепость… до того, как появилась авиация: вся артиллерия размещалась на открытых площадках и она очень быстро закончилась. Я думаю, что на решение Людендорфа сдать крепость без штурма сильно повлияло то, что русские самолеты сначала несколько раз пролетали над крепостью, извещая о предстоящем празднике, и лишь после того как большинство солдат успевало спрятаться, превращали пушки
Ну и это тоже… наверное… в дополнение к убеждению, что армия занимается полным идиотизмом по приказу правительства, состоящего из откровенных дебилов. Собственно, вся армия – от высшего командования до простых солдат – была в этом убеждена, а убедить их очень помог Людвиг Бах.
Он поступил очень просто: через день после начала войны опубликовал в "Берлинском времени" заметку о том, что "Торговый банк Фрейбурга" закрывает все кредитные линии своим клиентам, а тем своим вкладчикам, кто вовремя кредиты не вернут, блокирует счета. Потому что русские банку должны полтора миллиарда марок… были должны, но после объявления войны они денег не вернут, потому что в России такой закон действует. Сообщил, что денег расплатиться с вкладчиками у банка хватит – когда кредиты германские клиенты возвратят. Ну а после этого выдача кредитов, скорее всего, возобновится.
Простое, совершенно естественное в данной ситуации объявление. Вот только германская розничная торговля сидела без оборотных средств и существовала благодаря краткосрочным кредитам, взятым как раз у Баха – поскольку и процент был крайне невелик, и условия выдачи кредитов были необременительны. Настолько все было выгодно, что даже мелкие продуктовые лавки с удовольствием закупали малоликвидные товары вроде канцелярских скрепок, пуговиц, посуды… И почти все они держали текущие счета тоже у Баха, так как он кредиты давал лишь "своим вкладчикам". Наличных ликвидных товаров (пресловутых соли, спичек и керосина, а так же продуктов) в магазинах хватило на пару дней – а потом торговля встала. И транспорт встал, потому что бензозаправки – тоже "розничная торговля". А голодный железнодорожник поезд уже не поведет, он бегает по окрестным деревням и ищет еду для своих детишек. В результате наступающая победоносная армия остается сначала без боеприпасов, потом (но тоже очень быстро) без продуктов, и еще через несколько дней – без надежды на подкрепления. А в плену их хотя бы кормили. Так что к разговору со мной немцы мне казались подготовленными, по крайней мере морально…
Когда я вошел в казарму, где меня ждали собранные для встречи генералы, Даница – оценив взгляды, бросаемые на меня мужчинами в импортных мундирах – первой произнесла речь. Краткую и сугубо в своем стиле:
– Даже не пытайтесь, я перестреляю всех вас быстрее, чем вы сможете сделать пару шагов.
Не сказать, что выражения лиц сильно изменились, но генералы остались сидеть… и спокойно слушать, что говорил уже я:
– Итак, господа, я пришел, чтобы выразить вам свое недовольство. Идет война, а вы тут в тылу прохлаждаетесь…
– Вы приехали только чтобы поиздеваться?
– Нет, я приехал, чтобы предложить вам заняться своим делом, то есть возглавить войска.
– Мы здесь в плену, в этом вам повезло. Но ни один из нас не станет предателем! – Пауль фон Гиденбург буквально вскипел.
– А я не предлагаю вам вступать в русскую армию, у меня своих – и, как вы могли заметить, очень неплохих – солдат и генералов хватает. И мое предложение совершенно иного плана. Видите ли, Франция напала на Германию – что естественно. Однако лягушатники начали бомбить с аэропланов города, гражданское население – что безусловно безобразно. Настолько безобразно и низко, что спускать им такое с рук просто недопустимо. Поэтому мое предложение будет очень простым: вы – все тут присутствующие – даете мне слово офицера, что не будете принимать участия в войне с Россией – по крайней мере до того, как вы разберетесь с французами, а я передаю под ваше командование те части, которые подчинялись вам раньше, возвращаю оружие, передаю трофейные боеприпасы – и оправляю вас на Западный фронт воспитывать лягушатников. Ну а со своей стороны в этом благородном деле Российская армия окажет вам некоторую помощь…