Уроки ирокезского
Шрифт:
Ладно, доехать за два часа до Ярославля или за три до Вологды – это круто, но Илья же спроектировал кроме пассажирского и грузовой поезд – в них внутрь вагонов запихивались по два сорокафутовых контейнера. Да, так можно с Волги в Москву и живую рыбу из Ярославля возить. А если поезд на семь часов придет в Москву из Архангельска…
У таких дорог был единственный недостаток: километр ее обходился чуть более ста восьмидесяти тысяч рублей, да и обслуживать ее стоило много больше, чем традиционную. И дорога, скажем, до Ярославля при планируемом Славой пассажиро- (да и грузо-) потоке "выйти на самоокупаемость" не могла в принципе. Но это – если измерять исключительно в деньгах на самой дороге, а если оценивать с точки зрения всего "народного хозяйства"…
Но главное, их имело смысл строить если выйдет скорость поднять – хотя бы для пассажирских поездов – километров до ста восьмидесяти-двухсот в час. Илья, конечно, заявил, что и такой поезд построить – раз плюнуть. Ливеровский же сказал, что с такими требованиями дорога еще раза в полтора подорожает – но деньги-то нынче в России есть! Ладно, у Машки в бюджете денег нет, зато у меня…
Канцелярин Машка сейчас управлялась с пятидесятимиллиардным бюджетом, и денег ей хватало буквально "впритык". Но я же ей оставил как раз восемьдесят процентов доходов, так что двенадцать миллиардов мог тратить "как хотел". Конечно, Слава, да и сама дочь наша, у меня половину этих денег вытягивали на всякие "внеплановые проекты", да и я денежку не в кубышку складывал. Тем не менее, какая-то копеечка у меня оставалась непристроенной. Сколько там дорога до Ташкента стоить будет? Две тысячи восемьсот километров, и даже если Ливеровский прав… Три четверти миллиарда. В принципе, терпимо – тем более, что строить-то дорогу не один год будут. Так что…
Глава 79
Павел, узнав о новом конкурсе, не задумался ни на минуту. То есть думать-то ему пришлось очень много – но вот решение принять в этом конкурсе участие у него возникло еще до того, как он до конца прочитал его условия. Но когда он "условия" дочитал до конца…
Когда он дочитал условия до конца, то немедленно – благо было еще утро – сел в самолет и вылетел в Навашино. Самолет у Павла был свой, то есть во всех смыслах "свой". Он сам его спроектировал и сам же построил – для личного пользования. Даже мотор для самолета купил на свою зарплату (весьма, впрочем, немаленькую), оплатил в заводской кассе все материалы. Конечно, самолет все же делали в основном рабочие его завода, но делали они его "в порядке профессионального обучения" (из-за чего чуть ли не половину сделанного ими Павел сам же и переделывал), так что даже Ульянин, когда Павел ему об этом написал и спросил, сколько ему следует заплатить за работу, на простом военно-воздушном языке сообщил, что нисколько.
В Навашино Павел полетел не просто так, ведь именно в этом городе был выстроен первый российский авианосец. И сейчас на нем уже закончились отделочные работы, все ждали лишь начала навигации чтобы судно ушло на место службы на Каспий – так что поступи бумага о конкурсе неделей позже, то Павел мог бы и опоздать. А так – получилось все очень вовремя. Хотя не сказать, чтобы уж совсем все получилось…
Авианосец был выстроен на основе хорошо уже освоенного в производстве сухогруза "Волго-Дон", и от собственно сухогрузов он отличался тем, что капитанская рубка, обычно стоящая посередине двухэтажной надстройки, у него буквально свешивалась над правым бортом, а на левом на мощных кронштейнах свешивалась над водой метра на два часть "полетной палубы", протянувшаяся на сто сорок пять метров с носа и до самой кормы. Шириной эта самая "палуба" в результате получилась в восемнадцать метров, так что…
Против ветра самолет на палубу у Павла посадить вышло довольно легко, а по ветру – вообще не получилось. Хорошо еще, что он вовремя сообразил, что затормозить не успевает – а для взлета ему было нужно всего-то метров пятьдесят. Но и "отрицательный результат – тоже результат". Тем более, что Павел еще до того, как вылететь обратно
Чертежи самолета у Павла лежали в шкафу, так что оформить заявку на участие в конкурсе вышло еще до конца рабочего дня. А когда нужно будет отправлять готовую машину на испытания… ему скажут когда. Впрочем, уже сейчас ясно, что машина в любом случае будет уже готова.
Двадцать третий год начался с радостного для всех граждан России известия: Мария Петровна, явно опечаленная тем, что почти четверть произведенной Местпромом продукции не находила своего покупателя, решила резко повысить покупательную способность ширнармасс. Самым простым и незатейливым образом: в России все население обеспечивалось пенсиями. То есть не то чтобы уж совсем все, но все граждане, достигшие возраста в шестьдесят лет, начали получать пенсию. Причем вообще все – но в зависимости от "прежних заслуг" размер пенсии существенно менялся. Да и возраст – тоже.
Женщинам за рождение каждого ребенка возраст выхода на пенсию снижался на полтора года за каждого из первых двух детей, на год за третьего и на полгода за последующих. И размер пенсии за каждого ребенка увеличивался на рубль. Правда, считались только те дети, кто не умер до поступления в школу (то есть до семи лет), но – как объяснила мне дочь наша, "пусть за детьми лучше смотрят". "Досрочная пенсия" полагалась и мужчинам, работающих на "вредных производствах", а так же большей части кадровых военных. Ну а "невредным гражданским мужикам" льгот по срокам не полагалось.
Причем пенсия полагалась всем, не взирая на то, что человек, скажем, продолжал работать. А размер ее – он все же определялся тем, как пенсионер работал до выхода на пенсию. Если "никак", то выплачивалось по пять рублей в месяц (и поэтому "женская" прибавка оказывалась очень весомой). Вроде бы немного, но при цене двухфунтовой пшеничной буханки в полторы копейки или десятка яиц в шесть копеек на прокорм пенсии хватит. Да еще и на другое по мелочи останется. Если же человек проработал на любом "социалистическом предприятии" десять лет, то пенсия составляла треть от средней за любые из таких лет десять лет зарплаты. Если проработал меньше, то по хитрой формуле вычислялась надбавка к "базовой", а еще раз в год для работающих пенсионеров к пенсии добавлялась одна двенадцатая среднемесячной за последний год.
В общем, с января двадцать третьего года пенсию стало получать почти пятнадцать миллионов человек и на эти цели их бюджета ежемесячно уходило по двести тридцать миллионов: все бывшие "казенные" предприятия и железные дороги, включая в том числе и частные, приравнивались к "социалистическим". Колхозникам "в фонд зарплаты" учитывались и продукты, которые они получали от колхоза, так что очень многие пенсию получали довольно приличную.
Вдобавок в результате "пенсионной реформы" в страну стало прибывать довольно много народу из-за рубежа: Машка разрешила иммигрантам перевезти в Россию и престарелых родителей, правда при условии что те обязуются их полностью содержать (на сумму не менее социальной пенсии) и выплачивать на них "больничный налог" в размере пяти рублей в месяц на человека. Впрочем, "старые иммигранты" родственников перевезли не сказать что много, а вот новые повалили с ускоренной силой: очевидно, немало из тех, кто хотел перебраться в Россию, просто не желали родню оставлять.
Хотя по большому счету все равно народу в Россию поехало не так уж и много: во-первых, принимались иммигранты только "дефицитных специальностей", поскольку в России своего неквалифицированного народу было достаточно, а во-вторых, и иные страны стали привлекательными для иммиграции из тех же Штатов. Например, для испаноязычных очень неплохим выбором стали Венесуэла или Перу. Да и для англоязычных – поскольку Гомес активно предлагал "срочные контракты" – появилось место для "переждать кризис". Причем и место стало довольно безопасным для жизни…