Уроки переносятся на завтра
Шрифт:
Физику читал один непризнанный гений. Всегда с гостеприимно распахнутой ширинкой и всклокоченной шевелюрой он входил в аудиторию быстрыми шагами и, не тратя попусту время на бесполезный обмен любезностями, принимался выводить на доске формулы. Он останавливался только тогда, когда писать больше становилось негде, либо в доску врезался точно пущенный бумажный самолётик. В эти редкие мгновенья он поворачивал своё одухотворённое лицо к студентам и удивлённо замечал, что он тут, оказывается, не один. Вид амфитеатра, наполненного живыми людьми, крайне смущал его. Никто не
Он же вел у них лабораторные работы. В задачу его входило постоянное доказывание практикой различных физических законов. Трудно сказать, влияли ли на результаты приборы или тот, кто ими манипулировал, но ускорение свободного падения у него получалось то двадцать, то четыре с половиной.
– Это какая-то ошибка, - разочарованно говорил он.
– Пишите пока девять и восемь десятых, а я потом разберусь.
– Может, лучше двенадцать?
– предлагали студенты.
– Всё-таки среднее арифметическое.
– Нет!
– злился физик.
– Под такими цифрами я не подпишусь!
Перевод килограммов в ньютоны и обратно происходил у него с колоссальными потерями энергии, и даже знаменитый рычаг Архимеда сминал под собой точку опоры до полной непригодности.
С другой стороны, «Историю Партии» им преподавал человек, более чем конкретный, в облаках не витающий, с повадками комиссарши из «Оптимистической трагедии». Она честно всех предупредила:
– С первого раза у меня не сдают. Если у кого-то из вас это получится, я сама напишу заявление ректору, чтобы такого студента поставили на моё место.
Первокурсников чуть ли не официально инструктировали в деканате: лекций не пропускать, дословно записывать их в конспекты, на занятия приносить, как минимум, три учебника, не спать категорически. Выполнение этих нехитрых правил резко повышало шансы на успешную повторную сдачу.
Лекции начинались с переклички и ею же заканчивались. Она лично сверяла фамилии и лица, а поскольку на потоке училось около двухсот студентов, то это занимало половину отведённого времени.
У Сереги на экзамене она поинтересовалась:
– Когда родился Герцен?
Увидев на его лице лёгкое замешательство, она сжалилась:
– Точной даты не надо. Года достаточно.
Но и этим великодушным предложением Серега воспользоваться не сумел. Век-то хоть девятнадцатый на дворе был или как?
– Ну, хорошо, - пошла на ещё одну уступку она.
– Тогда скажи мне, орудие какого калибра устанавливалось на Т-34?
Понимая, что из этой петли ему не выскочить, Серега уточнил:
– Вы имеете в виду то, которое сзади или спереди?
И к апрелю зимняя сессия была им сдана.
Однако больше других радовала кафедра гражданской обороны. Её представитель, благообразный старичок, учил их, как нужно вести себя во время ядерного взрыва. Его речь и манеры говорили о том, что он лично прошёл все этапы, о которых теперь
– Ядерная война, - говорил он, - на самом деле не так уж страшна, если каждый знает своё место и беспрекословно выполняет распоряжения командира. Здесь, наверху, мы позволяем себе вольности и совершаем глупости, а там, - он ткнул пальцем в пол.
– Строжайшая дисциплина и порядок.
Рассказывал он и о несметных подземных запасах тушёнки и сгущёнки, которые будут выдаваться бесплатно всем желающим. И дышится там легче, уверял он, потому что отфильтрованный специальными установками воздух бункера — гораздо чище того, которым травятся люди наверху.
– Я вот даже скажу вам такую вещь, - пускался он в откровения.
– Мы быстрее построим коммунизм, если всей страной спустимся под землю. Я написал об этом в своём недавнем письме в ЦК. Его обязательно рассмотрят на следующем Пленуме. Обещали.
Располагал он и собственной интерпретацией физики элементарных частиц. Понятное дело, что рассматривал он её с колокольни техники безопасности.
– Нейтроны, - увещевал он, - это самые мерзкие частицы. Они причиняют человеку лучевые болезни и атрофируют мозг. От электронов возможны сильные ожоги. А протоны, попадая в организм, вызывают у мужчин импотенцию. И нечего тут ржать!
– орал он.
– Посмотрю, как вы будете смеяться, когда парочка протонов окажется у вас в штанах!
К концу первого курса Серега понял такую вещь: несмотря на все внешние и внутренние различия между собой, преподавателей объединяет одно обстоятельство — их земное предназначение. Оно состоит в том, чтобы ставить зачеты.
Эти светлые воспоминания не могли не сказаться положительно на Серегином настроении.
«Обойдётся, - с оптимизмом подумал он.
– Пронесёт. Выкручусь как-нибудь».
Посмотрев на часы, он удовлетворённо отметил, что до следующей пары оставалось ждать всего полчаса.
– Товарищ студент!
– окликнули его.
– Вы не подвинетесь?
Стоявший перед ним высокий худой человек с явно преподавательской аурой держал в руках коробки и свёртки, намереваясь опустить их на скамейку. Серега послушно отъехал на заднице в сторону по гладким рейкам, не видя повода для возражений.
Человек моментально избавился от своего груза и замахал кому-то руками:
– Сюда!
Из дальнего конца вестибюля к ним приближался караван студентов, навьюченных тремя письменными столами. Их расположили возле стены, в промежутке между скамейками, в торец друг к другу, и Серега понял: они собираются соорудить здесь уголок памяти генсека.
К стене прикрепили огромный портрет Леонида Ильича, столы завалили букетами роз, а по бокам поставили две огромные корзины с гвоздиками. Руководитель команды декораторов отошёл на несколько шагов назад, чтобы полюбоваться результатами.