Уроки развращения
Шрифт:
Я поперхнулась, потому что смутилась, но засмеялась, потому что он только что усовершенствовал свое совершенство, став смешным вдобавок ко всему. Он притянул меня еще ближе, когда мы шли через участок, то ли потому, что хотел, чтобы я была ближе, то ли потому, что знал, что ходить по гравию на высоких каблуках — это такое же рискованное занятие. В любом случае, мне хотелось упасть в обморок.
— Теперь, когда мы прошли через это дерьмо для новичков, предупреждаю, я буду часто прижимать свой нос к твоему горлу, вдыхая запах сахара и специй, который ты чувствуешь.
Я рассмеялась, когда он открыл дверь в темный бар. Музыка вырвалась
— Любишь короля? — спросил мой таинственный байкер, приглашая меня в бар.
— Отпуск моей мечты — это поездка в Грейсленд. — Сказала я в ответ.
Он рассмеялся.
— Рад слышать, что у тебя хороший музыкальный вкус, детка.
Я рассеянно кивнула, но мои мысли были заняты пейзажем.
Интерьер бара был теплым, но не невыносимым, с голубыми, зелеными и розовыми оттенками от злобно холодного неонового света, который висел вокруг одного огромного помещения. В центре помещения находилась огромная деревянная барная стойка, основание которой было исписано яркими цветами и художественными граффити, а большой подиум в центре был уставлен рядами ликеров и блестящей стеклянной посуды. Слева находилось что-то вроде игровой зоны с двумя бордово-красными бильярдными столами, тремя досками для дартса, аркадной игрой Pac-man, в которую мне сразу же захотелось поиграть, и двумя аркадными мини-играми с баскетбольными кольцами, которые я видела только на ярмарке. С другой стороны находилась небольшая приподнятая сцена, которая в данный момент пустовала, большая часть сидений и небольшой танцпол между столами и сценой. Стены были черными с крутыми неоновыми лампами, переходящими в различные изображения, такие как гитары, фламинго, а также крутые изречения, такие как «дикий сердцем» и, самое большое, на главной стене за баром, которое гласило: «заткнись и пей».
Это было, без сомнения, самое крутое место, в котором я когда-либо бывала.
— Вау, — пробормотала я, когда Кинг подвел нас прямо к бару.
Он усмехнулся, снова приподняв меня за бедра, чтобы усадить на табурет.
— Круто, да?
— Очень, — согласилась я.
— Что тебе принести? — спросил он, наклонившись так, что я оказалась между барной стойкой и его длинным худым телом, которое он держал на стойке.
Я старалась не нюхать его снова, но это было трудно.
— Джин с тоником?
— Это вопрос или твой заказ? — спросил он, приподняв бровь.
— Хм, — подстраховалась я. Уильям всегда заказывал для меня напитки. Если это был обычный напиток перед ужином, то всегда джин с тоником; если мы ужинали, то всегда вино или шампанское. — На самом деле я не знаю, что мне нравится. Я не очень часто пью.
Его правая бровь присоединилась к левой, высоко поднятой на лбу.
— Сколько тебе лет? К пятнадцати годам я уже знал, что я человек пива и виски насквозь и на всю голову.
— Это рано. — Заметила я, чтобы отвлечь внимание от себя. — Ты знаешь, что вероятность развития алкоголизма в шесть раз выше, если ты пьешь до 15 лет?
Он ухмыльнулся.
— Единственная зависимость, которая у меня есть, это байки, книги и девушки.
— Книги?
Он рассмеялся своим великолепным смехом прямо мне в лицо.
— Ты судишь о книге по ее обложке?
Я покраснела.
— Прости, но из-за того, что я всю жизнь была поверхностной, я стала немного судить. Я пытаюсь это изменить.
— Теперь ты меня
Огромный мужчина, выше и шире всех, кого я когда-либо видела в своей жизни, появился перед нами так тихо, словно материализовался. Его длинные блестящие черные волосы были уложены назад в густой беспорядочный пучок у основания жилистой шеи, клетчатая черно — красная рубашка бессистемно свернута на стеганых предплечьях размером с мою икру. Черты лица, которые он держал в суровом покое, были грубо вырезаны: шишка от раз или два сломанного носа, обрывистые скулы и челюсть, настолько квадратная, что создавала прямые углы под ушами. Даже рот у него был жесткий, плоский, с ямочками на подбородке, а глаза, хотя и с густыми ресницами, были ровного карего цвета. Он был грубияном, образцом канадской глубинки.
— Юджин. — Тепло поприветствовал Кинг. — Как дела?
Мужчина, которого необъяснимо и ужасно звали Юджин, хмыкнул в ответ.
Кинг не выглядел обеспокоенным отсутствием у бармена социальной грации. Он направился к барной стойке, но просунул руку под мои волосы к нежной коже на шее и сжал ее.
— Слушай, чувак, эта дамочка еще не знает предпочтений в напитках, если ты, блять, можешь в это поверить. Сделай одолжение, принеси нам подборку коктейлей и пива, которые, как ты думаешь, могут ей понравиться?
— Сладкий, кислый, горький или чистый? — спросил Юджин, опираясь своими похожими на хобот руками о барную стойку, чтобы смотреть мне в глаза. Я постаралась не вздрогнуть, когда увидела огромные размеры его рук. Они были огромными, скорее звериными, чем человеческими. Я не сомневалась, что он мог бы раздавить меня этими руками, если бы захотел.
— Может быть, не слишком сладкое, кислое и дымное? — ответила я, все еще глядя на эти лапы.
Они сгибались, а затем сжались в кулак размером с голову ребенка. Я перевела взгляд на него и увидела, что он ухмыляется, но даже это выражение было смутно пугающим, потому что выглядело непривычно и неловко на его человеческом лице.
— У тебя тут норовистая, Кинг, — проурчал он глубоким грубым голосом.
Кинг усмехнулся.
— Она новенькая.
— Да, для Энтранс?
— Для жизни.
Юджин поджал губы и, наконец, посмотрел на меня. Я была удивлена интенсивностью его взгляда, пристальным вниманием, которое заставило меня почувствовать, что он меня полностью осмотрел, хотя он смотрел только прямо мне в глаза. Он выворачивал меня наизнанку, чтобы убедиться, что я достаточно хороша для его приятеля. Я позволила ему, хотя это заставляло меня извиваться, потому что мне нравилось, что у Кинга есть кто-то, кто присматривает за ним.
— Хорошая женщина, — наконец отметил Юджин, мрачно и академично, как будто читал докторскую диссертацию перед советом. — Заслуживает хорошего мужчину. — Я нахмурилась от его странного ударения на слове «мужчина», и Кинг тоже. Он прорычал низким горловым голосом, от которого мне стало неловко.
— Если ты собираешься заблокировать меня, попроси кого-нибудь другого приготовить наши гребаные напитки.
— Никто не сделает их лучше, чем я.
— Она не заметит разницы.
Моя голова вертелась туда-сюда между ними, словно я наблюдала за теннисным матчем, но глубокая тревога мерцала в глубине моих мыслей, как пламя свечи, пытающееся осветить то, что таилось в темноте.