Уроки украинского. От Майдана до Востока
Шрифт:
— Какая мерзость, — говорит Панкрат.
Отец Андрий морщится и отворачивается к окну. Оттуда дует ветер. Под потолком качается бумажный шар люстры.
— А он сделал операцию? — без интереса спрашивает отец Андрий.
— Не знаю… — почесав висок, сообщает Панкрат. — Но он стоит в трусах, а там ничего не выделяется. Наверное, поотрезал…
— А Путин… — начинает Елена.
— Мне кажется, это духовное заболевание пошло, — не дает ей договорить отец Андрий. — У Путина. Власть и деньги — страшное искушение. Вначале он, может, и хотел что-то для своего народа сделать, а
— Его в России любят! — говорит Елена.
— Эффект массового зомбирования, — отвечает отец Андрий. — Посмотри на нашу сестру — они живут как в панцире: все хорошо, они богатые.
— Но кругом-то нищета, — добавляет Панкрат. — Но Зинка тридцать лет в России прожила и уверена, что весь мир живет хорошо.
— Потому что ей хорошо, — говорит отец Андрий.
— Она не может из окна выглянуть и увидеть, как вокруг все ужасно. И поэтому Путин для нее хороший.
— Я, Андрий, не так сильно у нее в Энске страдал, — говорит Панкрат. — Ты же знаешь, я могу приспособиться. А ты с ней за политику заговорил и сразу принял все близко к сердцу. С ней за политику — ни в коем случае! Есть люди непогрешимые и самые умные. Это Зинка. А еще с каким хрипом она говорит, аж страшно! — с неподдельным ужасом сообщает Панкрат. — С ней можно только на отвлеченные темы. Она ж мечтает похудеть — больше ста килограммов, ей пора уже за голову хвататься, а она все мечтает.
— Как они едят… — вставляет отец Андрий.
— Да застрелиться можно! Они уже не знают, что с деньгами делать! Начинают выготовлять какие-то там… яства. Ночь уже, а Зинка: «Давайте поедим!» Я просто в шоке. Поэтому, когда говорят: «Хотим в Россию»…
— Россия — это не Энск! — звонко возмущается Елена.
— Как раз Энск! — отвечает Панкрат.
— Подожди, — обращается к нему отец Андрий. — Нельзя по Зинке о России судить, она же не россиянка.
— Да я сейчас к ней на страницу в «Одноклассниках» зашел. Плеваться хочется! «Россия моя великая, славься!» — басом произносит Панкрат. — «Россия — ты наше все!» Какие ваши-наши, тумбочка ты такая?! Да ты помни, кто ты. Ты хохлушка! Мне аж противно…
— Наша сестра — самая страшная реклама Путину, — говорит отец Андрий. — Она говорит лозунгами.
— Она по-другому не может.
— Ее фразы надо вырезать — и на плакат.
— Нет, а классно ее муж сказал: «Такая страна, как Украина, не имеет права на существование»?
— Они друг друга стоят. И ты понимаешь, вот еще беда: когда я был у них в Энске, их же там много, а я один. И у них тогда главный козырь появился — «Правый сектор». И что тут скажешь? Хотя я сразу сказал, что не поддерживаю все эти ужасы Майдана и что к Майдану у меня неоднозначное отношение.
— На Майдане хотя бы не вешали флаги Америки, — говорит Панкрат.
— Как не вешали? — удивляется Елена. — Все в флагах Евросоюза было!
— Ну то Евросоюз…
— Выбор так и стоит: либо Россия, либо Евросоюз. Панкрат, надо поставить тарелку и смотреть российское телевидение.
— Да эти журналисты — одни брехуны.
— Не скажи… По «России-24» без звука показывали картинку — как этих людей в Одессе загнали в здание. А те, кто хотел им помочь, —
— А кто их туда загнал? — наконец спрашивает отец Андрий.
— Это уже другой вопрос! — кричит Елена. — Но людям не давали им помочь… А что еще сделали наши сволочи? — В ее глазах появляются слезы. — Мне плакать хочется! Я прихожу в парк с детьми на Девятое мая. Я, конечно, побоялась надеть георгиевскую ленточку, но купила гвоздики. Собиралась хоть одному ветерану цветы вручить! Тишь да гладь, — она проводит рукой по поверхности стола. На пальце блестит обручальное кольцо. — Ни тебе музыки, ни толпы народа. Людей запугали настолько… Никто не вышел. Сидит один ветеран на лавочке и чуть не плачет. Вот один! Один! Как… стеблиночка! — Она хочет сказать что-то еще, но не может. Встает и выбегает из кухни.
Следом за ней выходит Панкрат. Скоро из-за закрытой двери одной из комнат доносится полонез Огинского. Слышно, как Панкрат с силой давит на клавиши пианино. Сбивается. Раздается его голос: ругает себя. Снова течет мелодия, но на какой-то высокой ноте сбивается. Пауза, ворчание, и Панкрат снова берет штурмом пианино. Отец Андрий пьет чай.
— Анархия, — спокойно произносит он, не отрывая взгляда от чашки.
Из окна приходит запах дождя. Панкрат возвращается на кухню. Его место у пианино занимает Елена. Игра становится спокойной и уверенной.
— Ну не было смысла украинской власти создавать в Одессе новую горячую точку, — говорит отец Андрий Панкрату.
— Да хрен с ним с Крымом — забирайте, — тихо отвечает Панкрат. — Да пожалуйста. Но зачем такие гадости говорить: «Севастополь никогда не будет бандеровским».
— Он бы и так никогда не стал бандеровским, — хмыкает отец Андрий.
— А помнишь, как Зинка не подпускала меня к пианино? — спрашивает брат, разливая по тарелкам борщ. — Кобыла здоровая, куда тебе? Я так хотел научиться на пианино играть.
— А помнишь, как мы свинью держали? — спрашивает отец Андрий.
— Да, еще мама закрылась, мотор включила, чтобы не слышать. А он как заорал, заорал, а потом пошел и стоит себе травку щиплет. Потом снова закричал и — бух! — упал. Да, голодное время было, — добавляет Панкрат, доставая из холодильника десяток вареных яиц и миску с белым мясом. — Встану утром, а свиней кормить нечем. Даже не верится, что жизнь так изменилась.
— А помнишь, как Медведчука спросили: «А что вы будете делать, если Ющенко станет президентом?»
— «Ющенко не станет президентом. Следующий вопрос», — копирует Панкрат. — А если президентом станет Ярош?
— Тогда будем искать пути отступления, — моргнув, отвечает брат.
Возвращается Елена. Достает из холодильника тарелку с черносливом, залитым взбитой с сахаром сметаной.
— Давайте есть, — говорит Панкрат.
Молятся. Едят. Панкрат съедает несколько яиц. Беря мясо из миски, он обращается к брату:
— Вот я в детстве не понимал, зачем свинью убивать. Разве нельзя дождаться, пока сама умрет?